Право супружеских пар покупать контрацептивы, принцип «один человек — один голос», положения закона об избирательных правах — правда ли, что Конституция их не защищает, как предполагает судья Борк?
Расово ограничительные пакты, стерилизация преступников… Правда ли, что Конституция их не запрещает, как утверждает судья Борк?
Мы не можем быть уверены, что вышеперечисленные прецеденты не относятся к числу десятков других, за отмену которых судья Борк может проголосовать. Но мы можем быть уверены, что если бы судья Борк действительно имел в виду то, что он писал в течение последних 30 лет (и если бы он был членом Верховного суда в течение последних 30 лет и его точка зрения преобладала), Америка была бы принципиально иным местом, чем она является сегодня. Мы бы жили сейчас совсем в другой Америке.
Это была моя первая содержательная речь о Роберте Борке, и когда она закончилась, толпа застегнутых на все пуговицы адвокатов поднялась со своих мест и разразилась долгими овациями.
Ко мне подошел бывший верховный судья Уоррен Бергер: «С тех пор как я закончил юридический факультет, прошло более 50 лет, и не помню, чтобы за это время выдвигалась кандидатура более достойного человека, чем Роберт Борк… Я правда не понимаю, в чем проблема».
Когда ABA оценивала Роберта Борка во время его выдвижения в федеральный окружной суд в 1981 году, их комитет по федеральному судопроизводству дал Борку самую высокую оценку, единогласно признав его «исключительно квалифицированным». На этот раз мнения специалистов ABA разделились. Десять членов ABA сочли Борка «высококвалифицированным», один «не возражал» против его кандидатуры, но четверо голосовавших посчитали Борка «неквалифицированным» на основании его судейского темперамента. Наверняка они пришли к выводу, что Борк оказался далеко за пределами идеологического мейнстрима.
Я держал в уме, что говорить с аудиторией практикующих юристов о странных взглядах Борка намного проще, чем обращаться к широкой общественности. Было ясно, что когда придет время вызывать Борка, то на заседании судебного комитета мне придется убеждать консервативных демократов, таких как Деннис Декончини из Аризоны и Хауэлл Хефлин, а также умеренного республиканца Спектера. Если бы мне удалось уговорить их проголосовать за исключение Борка из комитета с отрицательной рекомендацией, он никогда не получил бы голоса пятьдесят одного сенатора за утверждение его кандидатуры. Но я также считал, что должен повести дело так, чтобы оно привлекло внимание среднего американца. Я был уверен, что американцы выступят против выдвижения Борка, если поймут, в чем состоят его взгляды, но моя задача была в том, чтобы я хотел найти такой аргумент, который поддержали бы все американцы — черные и белые, богатые и бедные, республиканцы и демократы.
В процессе поиска этого аргумента произошло интересное событие, которое позволило мне по-новому взглянуть на свои собственные давние политические убеждения. В своем основании мой спор с Борком касался роли самого государства. Борк и его сторонники считали, что оно должно уйти с дороги и позволить обществу и рынкам действовать так, как им заблагорассудится. Я же полагал, что государство обязано активно помогать своим гражданам. С моей точки зрения, оно должно служить людям. Консерваторы могут насмехаться над «социальной инженерией», если хотят, но я был уверен, что большинство людей, как и я сам, считают обязанностью государства воплощать в жизнь наши лучшие мечты и протягивать руку помощи людям, которые попали в тяжелое положение.
В том месяце один телевизионный эксперт, который любил болтаться по кампаниям, прислал мне запись с рекламой лидера британской Лейбористской партии, который выступал против консерваторов и Маргарет Тэтчер. Реклама была захватывающей; я не мог оторвать глаз от Нила Киннока, когда он говорил:
Почему я первый Киннок за тысячу поколений, которому удалось поступить в университет? Почему Гленис — первая женщина в своей семье за тысячу поколений, которой удалось поступить в университет? Потому что все наши предки были тупыми? Может, им не хватало таланта? Те самые люди, которые умели петь, играть, декламировать и писать стихи, те самые люди, которые умели делать замечательные, прекрасные вещи своими руками? Те самые люди, которые умели мечтать, мыслить о будущем? Почему они не получили образования? Может, они были слабы? Те самые люди, которые могли восемь часов кряду проработать под землей, а потом подняться и поиграть в футбол? Слабы? Те самые женщины, которые могли выдержать одиннадцать родов? Были ли они слабы? Кто-то действительно думает, что они не получили того, что имеем мы, потому что у них не было таланта, или силы, или выносливости, или решимости? Конечно, нет. У них просто не было платформы, которая позволила бы им твердо стоять на ногах.
Это и был тот самый мой главный аргумент. Все было так просто. То, что Демократическая партия должна сделать для всех граждан, — это дать им такую «платформу, которая позволила бы им твердо стоять на ногах». Люди не просили у правительства подачки или обещания невероятных результатов. Они просто хотели поддержки, которая позволила бы им подняться повыше. Я видел рекламу Киннока всего один раз, но не мог ее забыть — отчасти потому, что она рифмовалась с моим собственным семейным опытом. Дядя Бу-Бу никогда не позволял моему отцу забывать, что я был первым Байденом, поступившим в колледж. Мои предки были родом из городка Скрантон.
Во время нескольких поездок в Айову и Нью-Гэмпшир в августе я начал цитировать Нила Киннока, всегда с благодарностью отдавая ему должное. Я видел, как люди подключаются к высказанной им идее. Они устали от старого рейгановского порядка, при котором бедных клеймили, живущих на пособие матерей обвиняли в мошенничестве, а американским рабочим твердили, что они сами по себе, когда рабочие места перемещались за границу. С точки зрения республиканцев, люди сами были виноваты в том, что у них нет нужных навыков. Большинство американцев просто хотели, чтобы кто-то действовал в их интересах. Основываясь на идеях Киннока, это можно было сделать.
Влияние, которое «идея опоры» оказывала на аудиторию, я нигде не ощущал мощнее, чем на дебатах штата Айова 23 августа. Два полных дня я провел в Бетани-Бич, штат Делавэр, занимаясь подготовкой к слушаниям по Борку. Затем, в последнюю минуту, захватив с собой стопку справочников, вместе с двумя членами судебного комитета сел на чартерный рейс в Айову. Всю дорогу до Де-Мойна мы обсуждали дело Борка: Девятая поправка, Четырнадцатая поправка, право на неприкосновенность частной жизни, линия дел от Грисвольда до Айзенштадта и Роу, взгляд Борка на прецедент и мнение бывшего судьи Джона Маршалла Харлана III по неотъемлемым правам. Во время перелета в Де-Мойн мы не переставая говорили о Борке. Признаюсь, что был несколько самонадеян и не потратил ни минуты на подготовку к дебатам. В глубине души я был уверен, что там все устроится само собой. То есть я полагал, что смогу найти правильные слова на самом важном для кампании мероприятии того лета. В то лето действительно не было более серьезного политического события, чем дебаты в штате Айова, а я почти не тратил времени на их планирование. Когда самолет приземлился в Де-Мойне, я так и не подготовился ни к открытию, ни к закрытию.
