Репортер из New York Times Робин Тонер была со мной в той поездке в Нью-Гэмпшире, и даже она с неохотой отметила, что мое обращение оказалось привлекательным. «Когда он соединяется со своей аудиторией, как это было в Кине, он способен увлажнить глаза людей и заставить их кивать головами. „Американский народ не стал бессердечным, — заявил он после продолжительной хвалебной песни Демократической партии. Он напомнил о приверженности партии равенству возможностей, основываясь на речи Нила Киннока, лидера британских лейбористов. — Если я ошибаюсь, у меня будут большие неприятности“. „Вы не ошибаетесь!“ — выкрикнула из толпы пожилая женщина».
Между тем этот абзац был спрятан глубоко внутри статьи. На самом деле Тонер проводила гораздо менее лестные идеи. «Кампания Байдена, — писала она 31 августа, — несколько заглохла». По словам ученых мужей, Майкл Дукакис уже закрыл Нью-Гэмпшир. Но я не верил, что его самая вдохновенная фраза («хорошая работа за хорошую зарплату») обеспечит ему победу. Я считал, что совершаю прорыв. Когда в Нью-Гэмпшире одна женщина крикнула: «Как приятно снова услышать настоящего демократа!» — у меня возникло то же чувство, что и в один из тех особенных дней сенатской кампании 1972 года. Тогда я почувствовал, как начал осуществляться секретный план Байденов: «Мы можем победить. Айова и Нью-Гэмпшир нам по силам».
И я знал, что моя аудитория будет намного больше, чем группа любопытствующих из Кина, штат Нью-Гэмпшир, или Сиу-Сити, штат Айова. Слушания по утверждению Борка должны были транслироваться в прямом эфире, и все указывало на то, что страна обратит на это внимание. Большинство американцев соглашались с тем, насколько высоки ставки в этом деле, однако свой выбор относительно Борка сделала только четверть. Голоса этой четверти поделилились пополам. Более двух третей еще не приняли решение. Им не терпелось поближе познакомиться с новым кандидатом президента Рейгана.
Судя по опросам общественного мнения, я уже выиграл предварительные бои. Шестьдесят процентов жителей страны считали, что Сенат должен учитывать позицию Борка по конституционным вопросам. Семьдесят процентов доверяли Сенату больше, чем президенту, в принятии «правильного решения» по кандидатуре в Верховный суд, и только двадцать три процента больше верили в решение президента. Слушания должны были начаться во вторник, 15 сентября, и я был к ним готов.
Том Донилон принимал звонки из New York Times по поводу моего выступления на закрытии дебатов в штате Айова, поэтому я знал, что будет статья, но не думал, что стоит так уж сильно беспокоиться. В субботу утром перед слушаниями я приехал в Вашингтон на крестины дочери моего брата Джимми, Кэролайн Николь, когда вышла статья… Это был первополосный материал в New York Times, написанный довольно язвительно талантливым молодым обозревателем Морин Дауд. Байден «использовал речь мистера Киннока с фразами, жестами и лирическим валлийским синтаксисом в собственном заключительном слове на дебатах штата Айова 23 августа — никак не упомянув заслуги мистера Киннока», — писала Морин. Она процитировала мою речь. Процитировала речь Киннока. Они идеально совпали, и она преподнесла это так, как будто я пытался всех надуть. «Байден начал свое выступление с объяснения того, что идея пришла к нему спонтанно, прямо по пути на дебаты: „Выходя сюда, я подумал, почему Джо Байден первым в своей семье поступил в университет?“» Не помню, чтобы Морин Дауд присутствовала тогда на дебатах в Айове, и не помню, чтобы она когда-либо посещала мои предвыборные мероприятия, но она явно проделала немалую работу за те несколько недель, которые прошли после дебатов. Далее Дауд все же отметила, что я ссылался на Киннока во время различных выступлений в августе. Возможно, она пообщалась со своей коллегой Робин Тонер. И она дала Донилону шанс все объяснить. «„Что касается того, что не был назван источник, то это была оплошность, причем непреднамеренная“, — прокомментировал мистер Донилон».
Однако Морин нигде не упомянула, что получила копию видеозаписи с моим выступлением на дебатах и копию рекламы Киннока от сотрудников кампании Дукакиса. Она также не сообщила, что люди Дукакиса продали пленки в газету Des Moines Register и на NBC News. На следующий день газета опубликовала статью, в которой признавалось, что в рамках другой кампании распространялись «видеоатаки». Телекомпания повела себя по-другому. Ее корреспондент Кен Боде показал на экране меня и Киннока одновременно. В тот вечер от просмотра национальных новостей у меня заболел живот. Выглядело все ужасно — и трудно было найти для этого более неподходящий момент.
Итак, в воскресенье днем, за два дня до слушаний по делу Борка, я сидел дома, раздавая по телефону интервью журналистам, отрабатывавшим историю с Кинноком. Я рассказывал им о том, как смотрел видео, как всегда ссылался на Киннока, и о том, что тот случай на дебатах произошел просто по недосмотру. Я плохо подготовился и даже не понял, что забыл процитировать Киннока, пока не закончил. «Честно говоря, у меня все это вызывает подозрения, — добавлял я. — Даже если я и не сделал того, что было нужно, все равно не понимаю, откуда столько шума… Хотя теперь, кажется, начинаю понимать».
Позже в тот день позвонили из San Jose Mercury News. Они хотели получить ответ на новые обвинения. Правда ли, что я использовал цитату Бобби Кеннеди без указания авторства в своей речи в Калифорнии и реплику Хьюберта Хамфри в другой? Я никогда не пытался скрыть эти цитаты, но теперь обнаружил, что один из моих спичрайтеров вставил строку Роберта Кеннеди в текст моего выступления в Калифорнии, не предупредив меня. Тогда об этом заговорили люди из команды Харта. Корреспондент Newsweek Говард Файнман через несколько дней назвал всю эту шумиху чем-то средним между беспокойством по поводу штрафа за нарушение правил дорожного движения и ожиданием наказания за мелкий проступок, но я-то понимал, что происходит. В воде появилась капля крови, и это была моя кровь. Все эти репортеры, которые продолжали звонить и ни один из которых не имел никакого опыта личного общения со мной, начинали усматривать проявление модели… дефекта характера. До того момента мне казалось, что такого не может произойти, или я думал, что смогу с этим справиться. Но для Джилл сразу же зазвонили тревожные колокольчики. Было поставлено под сомнение то, что она считала моей самой сильной стороной, — и то, что я никогда не смогу защитить одними словами. «У них так много поводов напасть на тебя, — говорила Джилл чуть не плача. — Но сомневаться в твоей порядочности?!»
Когда во вторник утром я ударом молотка открыл слушания по делу Борка в историческом зале заседаний Рассела в Сенате, большинство крупных газет уже подхватили рассказ Дауда о Кинноке, а также случаи из Mercury News. Шел четвертый день распространения историй, подвергавших сомнению честность и порядочность Джо Байдена, и вдруг оказалось, что я веду две битвы сразу: одну — с Белым домом Рейгана из-за Борка, а другую — чтобы защитить свое доброе имя. Колумнист New York Times Уильям Сафайр уже назвал меня «плагиатором Джо». Сафайр возглавлял редакционные легионы, которые поддерживали судью Борка, и я был для них легкой добычей. Меня охватило чувство, что я нахожусь на краю пропасти. Белый дом играл жестко, а я сам открылся и подставил себя под удар. Нельзя было даже назвать это ударом ниже пояса. И если бы я позволил этим атакам повлиять на ведение слушаний по делу Борка, мои коллеги по судебному комитету заметили бы это. Весь Сенат увидел бы. Все наблюдающие за ходом слушаний.
