В выпадах Сафайра звучало отчаяние, и я понимал почему. Рейган уже успел сделать публичное заявление о том, что утверждение кандидатуры Борка является его внутренним приоритетом номер один, и через пять дней после слушаний, когда судья Борк закончил давать свои 30-часовые показания, команда Рейгана неизбежно должна была понять, что их поддержка в Сенате слабеет. После трехнедельных слушаний судебный комитет собрался для голосования по кандидатуре Роберта Борка. Зал заседаний Рассела в Сенате в тот день был битком набит прессой, пришли также некоторые голливудские знаменитости, что только добавляло шума в зале. Пресс-помощники сенатора от штата Алабама Хауэлла Хефлина, который до сих пор публично не высказался ни за, ни против, стояли по краям зала, готовясь раздавать копии подготовленных им замечаний. Я знал, что будет дальше. Высокопоставленный республиканец в комитете, Стром Термонд, будет сейчас голосовать за Борка, однако он не то чтобы энергично защищал рейгановского выдвиженца. Когда Белый дом пытался заручиться помощью сенатора Термонда, чтобы убедить комитет вынести кандидатуру Борка на голосование без рекомендации вместо отрицательной, Термонд отказался. Он все еще не мог простить, что Белый дом не назначил на должность Билли Уилкинса, уважаемого судью из Южной Каролины, родного штата Термонда. «Думаю, судья Борк был откровенен и прямолинеен в своих показаниях перед комитетом. И это определенно делает ему честь», — сказал Термонд в своем прохладном заявлении о поддержке перед голосованием.
Сенаторы Спектер, Берд, Декончини и Хефлин, решающие голоса которых Борк должен был заполучить, обнародовали свои причины для голосования против. Когда пришло время сделать последнее заявление, стало ясно, что Борк перетянул на свою сторону только пятерых из четырнадцати сенаторов. Должно быть, это был унизительный момент для человека, который и без того получил свою долю унижений с тех пор, как его имя прозвучало в номинации. Его противники на крайнем левом фланге сделали несколько подлых бросков, но Борк, судя по всему, был больше всего задет поведением своего главного благодетеля. Ходили слухи, что судья отправился в Белый дом через несколько дней после того, как закончил давать показания перед комитетом, и умолял о помощи. «Я пытался выиграть это дело в одиночку, — сказал Борк политическим представителям Рейгана. — Мне нужен президент. Если президент не приложит личных усилий, я проиграю. Проиграть я могу в любом случае, но выиграть без президента не могу». Рональду Рейгану явно не хотелось тратить свой тающий политический капитал на личную защиту своего кандидата. «В этом случае мы должны беспокоиться о президенте, — ответил Борку один из политических агентов Рейгана. — Если дело не выгорит, это станет весьма ощутимым ударом по нему».
Когда в день голосования я начал свое выступление в зале заседаний, всем присутствующим было очевидно, что политическая команда Белого дома оставила Роберта Борка на произвол судьбы. «Человек, о котором мы говорим, — обратился я к собранию, — это человек чести, порядочности и интеллекта. Но несмотря на это, должен сказать вам честно, я сочувствую человеку, который сидит сейчас дома, наблюдает за тем, как проваливается его номинация, и ощущает (а ведь мы все были на его месте в какой-то момент своей жизни) личную потерю, которую он и должен ощущать в этот момент. При всем моем уважении, речь идет не о судье Борке. Речь идет о Конституции. И у меня никогда не было никаких сомнений в том, что после того, как все вопросы были сформулированы, и вы, мои коллеги, рассмотрели их, и американский народ услышал ответы на них, — у меня не было никаких сомнений в том, на чьей стороне будет общественность и на чью сторону встанете вы».
Рейган, Сафайр и другие снова пустились в горячую и оскорбительную риторику о «линчевании» судьи Борка. Но я был доволен поведением сенатского судебного комитета и реакцией менее пристрастных журналистов, которые признали ту тщательность, с которой комитет выполнял свои конституционные обязанности. В статье Los Angeles Times было отмечено, что слушания по делу Борка стали «замечательным уроком, это было торжество республиканской демократии в ее лучшем проявлении». Энтони Льюис, который долгое время освещал работу Верховного суда в New York Times, написал о слушаниях: «Они просветили всех нас в вопросах о роли суда и Конституции. Они опровергли циничное мнение о том, что в Вашингтоне все руководствуются низменными политическими мотивами».
«Борьба вокруг выдвижения Роберта Борка запомнится как одно из величайших событий американской истории — не из-за того, как она закончилась, а из-за того, почему это произошло, — заявила St. Petersburg Times через несколько дней после голосования в комитете. — Что сделало сенатское большинство? Оно заявило, что Верховный суд был прав, объявив, что неприкосновенность частной жизни является фундаментальным правом, защищаемым Конституцией. Суд подтвердил существование свободы слова и равной защиты законов как прав, которые принадлежат всем американцам. Он верит в доступность судов. Он предпочел концепцию живой Конституции бесплодной философии „оригинализма“».
До полного голосования в Сенате дело не дошло. Кандидатура Борка была отвергнута 58 голосами против 42. В день голосования мои сотрудники были в приподнятом настроении. Они работали с грандиозной самоотдачей. Десятки людей трудились над этой номинацией в течение четырех месяцев по 12–15 часов в день. Одного из сотрудников мне пришлось отослать домой, когда стало ясно, что эта каторга угрожает его браку. И в тот день, когда судья Борк был окончательно отвергнут Сенатом, все жертвы оказались не напрасны. Когда я вошел в свой кабинет, все уже доставали шампанское из ведерок со льдом, но я не мог позволить открыть его. «Здесь нечего праздновать. Дома сидит парень, целью жизни которого было попасть в Верховный суд, — напомнил я сотрудникам. — Представьте себе, что он почувствовал, когда сосчитали последний голос и он понял, что проиграл».
Через несколько недель после окончательного голосования по Борку и после того, как следующий кандидат президента Рейгана снял свою кандидатуру из-за скандала, связанного с употреблением марихуаны, я получил приглашение в Белый дом на встречу с президентом и главой его администрации Говардом Бейкером. Президент, вероятно, хотел быть уверенным, что не потеряет третьего номинанта, и я предполагал, что он хочет узнать мое мнение о том, какие потенциальные кандидаты могут пройти через процесс подтверждения. Когда я приехал в Белый дом, Бейкер провел меня в Овальный кабинет, и президент поднялся из-за стола, чтобы поприветствовать меня. Рональд Рейган всегда был солнечным и приветливым парнем. Он обладал способностью заставить всех, с кем он здоровался, чувствовать, что он искренне рад их видеть. Что бы ни произошло, я никогда не видел, чтобы Рональд Рейган демонстрировал перед собеседником какие-либо обиды. «Привет, Джо, — сказал президент. Он подошел ко мне, слегка наклонив голову вправо и протягивая правую руку. — Поздравляю с Борком».
«Нет, мистер президент, — возразил я. — Нет причин для поздравлений. Мне жаль судью Борка. Он хороший человек».
«Да ладно, — отозвался Рейган, все еще излучая счастье от встречи со мной. — Не так уж он был и хорош».
«Не так уж он был и хорош». Суждение президента о судье Борке было настолько твердым и окончательным, и высказано оно было с такой легкостью и убежденностью, что это потрясло меня. Я слышал, что Рейган разозлился, когда Борк пожаловался на неспособность президента протолкнуть его кандидатуру через Сенат, но меня удивило, как легко Рейган отмахнулся от судьи. Рейган теперь занимался другими делами, например, готовился принять советского лидера Михаила Горбачева в Вашингтоне. Они собирались подписать первый в истории договор о сокращении ядерных вооружений. У Рейгана не было времени на сожаления. Он уже приступил к работе по историческому договору о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД) и подбору нового кандидата в Верховный суд. История с Борком уже устарела. Эпитафия судьи уже была высечена на камне.
