В тот же день Клинтон разочаровал меня, повторив высказывания администрации Буша: «Мы не можем действовать в одиночку. Мы не должны действовать в одиночку. …Мы хотим локализовать этот конфликт, чтобы он не распространился на другие страны, такие как Албания, Греция и Турция, потому что это может подорвать мир в Европе и остановить развитие демократии в этих странах. …Соединенные Штаты не могут войти на Балканы и ввязаться в гражданскую войну».
По мере того как обескураживающих новостей поступало все больше и больше, я все чаще вспоминал встречу с министром иностранных дел Боснии Харисом Силайджичем. Когда Силайджич приехал в Вашингтон всего через несколько недель после моей поездки на Балканы, я созвал группу сенаторов в зале заседаний комитета по международным отношениям. Я хотел, чтобы они услышали Силайджича за закрытыми дверями, выступающим без протокола. Я пригласил Теда Стивенса, Джона Маккейна, Джона Уорнера и других.
Мы все сели за стол, и я начал разговор о снятии эмбарго на вооружение. Европейские державы, я был почти уверен, нас поддержат. Когда Силайджич заговорил, вмешался сенатор Стивенс в своей известной резкой манере, без намека на сочувствие: «Послушайте, поймите, почему мы не хотим снимать эмбарго. Мы боимся, что это приведет к еще большему количеству смертей: мы же просто вложим оружие в руки людей». Я посмотрел на Силайджича, элегантного человека, такого вежливого и тихого. «Сенатор, — сказал он Теду Стивенсу, — пожалуйста, окажите мне честь позволить самому выбирать, как моя жена, и дети, и я умрем. Потому что мы умрем. По крайней мере, позвольте мне защитить себя и свою семью». Воцарилась мертвая тишина. Это был один из самых драматичных моментов в моей карьере в Сенате. Однако никто так и не был готов переходить к действиям.
Наконец-то я получил необходимую мне помощь по законопроекту «О насилии в отношении женщин», и дело было не только в том, что его поддерживали четырех новых сенатора-женщины, которые приняли присягу в начале 1993 года. Одним из главных сторонников законопроекта стал Оррин Хэтч, сенатор-республиканец от Юты.
С 1990 года Хэтч не пропустил ни одного слушания и проникся услышанным. Я попросил Викторию Нурс помочь сенатору Хэтчу провести слушания в его родном штате. «Истинная цена этого насилия по отношению ко всем жертвам, к их детям, к обществу в целом — неизмерима», — сказал сенатор Хэтч, открывая слушания в Солт-Лейк-Сити. Виктория позже сказала мне, что Хэтч на самом деле был тронут до слез, слушая, как некоторые из его избирателей рассказывают о перенесенных ими боли и унижениях. «Это имеет большое значение для нас в судебном комитете Сената, и я знаю, что сенатор Байден и я сделаем все, что в наших силах, чтобы принять закон, который поможет в таких ситуациях, — сказал сенатор Хэтч. — Ваши рассказы необычайно важны для нас, потому что заставляют нас выполнять нашу работу еще более тщательно, чем мы выполняли раньше, так как результаты нашей работы, которую мы выполняли раньше, выглядят довольно жалко. Нам нужно многое менять. Каждый из вас произвел на меня огромное впечатление».
Судебный комитет собрал, как судья Дэвид Сутер позже напишет, «гору данных», подтверждающих необходимость принятия законопроекта «О насилии в отношении женщин». Мы не только показали масштаб проблемы, но и доказали ее пагубное воздействие на национальную экономику. Однако для того, чтобы законопроект бы принят, нам было необходимо, чтобы в нашу поддержку выступили несколько ключевых фигур Сената, и голос сенатора Хэтча оказался решающим.
В ноябре 1993 года, через год после избрания Клинтона, я наконец увидел возможность провести закон «О насилии в отношении женщин» через Сенат. К тому времени законопроект получил широкую поддержку, казалось, как минимум половина сенаторов были с нами, но я понимал, что Сенат будет рассматривать законопроект только в случае безоговорочного принятия его большинством.
Я знал, что законопроект «О преступлении», за который мы проголосовали в прошлом году, имел мощную поддержку обеих партий. Мы выделили средства на то, чтобы на улицу дополнительно вышли 100 тысяч полицейских, профинансировали строительство новых тюрем и добились расширения списка преступлений, карающихся смертной казнью. Я вынес законопроект «О насилии в отношении женщин» на рассмотрение. А потом мой коллега-республиканец из Техаса Фил Грэмм спросил: «Зачем нам это?» Но Оррин Хэтч поддержал меня, возразив ему: «Джо очень много работал над этим проектом. И он много в него вложил, так что это стоящий проект. Просто помолчите».
Фил Грэмм по прозвищу «Колючая Проволока» не особо любил оказывать услуги, но он всегда был со мной откровенен. Всего годом ранее, прямо перед выборами Клинтона, Грэмм просил меня проголосовать за назначение пятерых техасцев в федеральный суд. Он не ожидал, что я это сделаю, так как это были судьи, назначенные президентом Джорджем Бушем. Мы провели слушания, и мне назвали имена кандидатов. Являясь председателем судебного комитета, я мог наложить вето на голосование Сената и ожидать избрания Клинтона в надежде, что можно будет продвинуть кандидатуры от Демократической партии. Однако я считал, что не следует играть в политику с судами низшей инстанции, поэтому оставил кандидатуры для подтверждения. После того как все было принято, я встретил Грэмма в Сенате. «Вы знаете, — начал он своим тягучим техасским говором, — вы самый симпатичный парень в Сенате, Джо, действительно порядочный человек».
«Что ж, спасибо, Фил», — ответил я. «Я очень ценю то, что вы сделали для меня, — сказал он. — Я бы для вас такого не сделал». Мы оба засмеялись, а я восхитился его откровенностью. При этом я знал, что мог ему доверять, ведь он был не из тех, кто обманет или даст обещания, которых не сдержит.
Я знал, что с Грэммом можно вести дела, и именно благодаря ему я получил финансирование законопроекта. Когда законопроект «О преступлении» был выставлен на голосование и Грэмму стало ясно, что ему не удастся избавиться от него, он предложил мне сделку: «Я вас поддержу, если деньги на ваш законопроект будут выделяться исключительно из средств, сэкономленных за счет сокращения федеральных трудовых ресурсов».
«Вот что я вам скажу, — сказал я, — я заключу сделку, если вы согласитесь, что я могу учредить трастовый фонд, и зарплаты увольняемых людей будут вложены в него, из него же будет продолжаться оплата программ». Целевой фонд мог использоваться только для финансирования программ законопроекта «О преступлении», то есть никаких новых налогов взимать не придется. Таким образом, мы заключили сделку и пожали друг другу руки.
Я думаю, Грэмм считал, что обдурил меня. Фил по прозвищу Колючая Проволока был уверен, что администрация Клинтона не решится уменьшить количество служащих федерального правительства. Я же был уверен, что они это сделают. И я оказался прав. С Элом Гором во главе администрация сократила количество служащих почти на триста тысяч человек, практически до размеров штата времен президентства Джона Кеннеди. Закон «О преступлении» был принят Сенатом с предложенным механизмом финансирования. Законопроект «О насилии в отношении женщин» должен был получить полное финансирование в размере 1,8 миллиарда долларов. Палата представителей приняла вариант законопроекта, но на конференции они пригрозили исключить положение Раздела III «Гражданские права». Я отказался, заявив, что раздел III не подлежит обсуждению. Раздел III остался в неизменном виде.
