Почти десять лет спустя два самых кровожадных серба — Радован Караджич и генерал Ратко Младич — были все еще на свободе
[85]. Сербскому и боснийскому правительствам не удалось их задержать и передать Гаагскому трибуналу. Однако в феврале 2002 г. перед международным судом предстал Слободан Милошевич. Он обвинялся в военных преступлениях, преступлениях против человечности и геноциде. Ему удалось затянуть суд на более чем четыре года, и он все еще находился под следствием в марте 2006 года, когда умер от сердечного приступа в одиночной тюремной камере.
Глава 16
Новые возможности
«Все редко идет по плану», — думал я жарким июньским днем 2001 года, волоча в гору стометровый садовый шланг и протягивая его вдоль подъездной дорожки. Сыновья уже жили отдельно, а Эшли училась в колледже, поэтому мы с Джилл продали дом в Гринвилле, купили участок и начали строить дом по моему проекту. Мы назвали его «Дом у озера». На его строительство ушло больше двух лет, поэтому мы с Джилл и Эшли какое-то время жили в арендованных домах. Мы переехали как раз под Рождество 1998 года. Однако, несмотря на то что мы жили в этом доме уже несколько лет, мы до сих пор не озеленили участок. Я посадил прекрасные кипарисы Лейланда — большие быстрорастущие деревья, которым нужно много воды. И, конечно, именно в этом году в Уилмингтоне началась засуха. Я не хотел, чтобы деревья засохли, поэтому, изнемогая от жары, я тянул к ним шланг. В этот момент ко мне подбежала Эшли. «Папа, — крикнула она, — тебе звонит президент».
За три десятилетия моей работы в Сенате президент редко звонил без предупреждения. О предстоящем звонке обычно предупреждал его помощник, чтобы быть уверенным, что я смогу поговорить. Потом он звонил снова, за несколько минут до начала разговора. Я тем временем стоял у телефона и ждал звонка президента.
— Хорошо, Эшли, — ответил я, — скажи, что я буду через минуту.
— Ну, папа! Президент! — настаивала Эшли.
— Милая, я знаю. Скажи ему, что я буду через минуту.
— Папа, тебе звонит президент! Я уже научилась узнавать его по голосу.
Ее тон означал: делай что хочешь, придурок, но я точно знаю, что звонит президент. Я побежал домой, смеясь над Эшли, и взял трубку. Это и вправду был президент.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, господин президент. Я поливал деревья. В наши дни приходится звонить самому, да?
— Ага. Зато эффективно, правда? — Он замолчал, выдержав театральную паузу. — Надеюсь, вы там не залили свои деревья?
— Спасибо за звонок, господин президент. Чем могу быть полезен?
— Ну, как я вам? — спросил он.
Я прекрасно понимал, о чем он.
Впервые я поговорил с Джоржем Бушем-младшим в 2000 году — на ежегодном мероприятии Торговой палаты в Уилмингтоне. Мы встретились сразу после того, как члены Республиканской партии официально выдвинули его кандидатом на пост президента. Буш рассказал, что во время своего губернаторства в Техасе он совместно с демократами работал над законодательством штата. Поэтому он предположил, что, если его изберут, мы тоже будем сотрудничать. Я ответил, что был бы этому очень рад.
Когда Джордж Буш вступил в должность, он связался со многими высокопоставленным демократами сенатских комитетов, но не со мной. Я не воспринял это на свой счет. Я был председателем сенатского комитета по международным отношениям, а Буша мало интересовала внешняя политика. Этим он напоминал мне большинство президентов США, которых я наблюдал у власти. Картер, Рейган и Клинтон робели, когда нужно было решать серьезные внешнеполитические вопросы, и предпочитали брать на себя ответственность только в исключительных случаях. Буш казался еще более нерешительным.
Меня беспокоило и то, что его администрация была, по сути, разделена на два враждующих лагеря. С одной стороны был госсекретарь Колин Пауэлл, республиканец старой школы, интернационалист, который хотел, чтобы США развивали сотрудничество с другими государствами. С другой стороны были неоизоляционисты — вице-президент Дик Чейни и Дональд Рамсфелд. Сторонники Рамсфелда предлагали вывести войска с Балкан, выйти из Международного соглашения о глобальном потеплении — Киотского протокола — и отозвать подпись президента Клинтона под международным договором, учреждающим Международный уголовный суд для судебного преследования лиц, ответственных за геноцид и другие военные преступления. Они так хотели поддержать инициативу Рейгана по созданию противоракетного щита «Звездные войны», что были готовы выйти из ранее заключенных договоров о контроле над вооружением. На мой взгляд, своими действиями они только провоцировали очередную гонку вооружений.
Новая система противоракетной обороны казалась идеальной метафорой политики неоизоляционизма. «Давайте вооружим небеса, — предлагали они, — и защитим Соединенные Штаты Америки, к черту остальной мир».
Они, похоже, давали понять, что ведут внешнюю политику по принципу «интересы США — превыше всего», несмотря на то, какой ущерб это могло нанести, например, нашей миротворческой миссии на Ближнем Востоке. Министр обороны Рамсфелд планировал вывести 860 американских военнослужащих из миротворческой миссии «Многонациональные силы и наблюдатели». Они были там с 1982 года. Эта организация была учреждена после заключения Кэмп-Дэвидских соглашений по просьбе Израиля и Египта. Она гарантировала соблюдение мирного договора на протяжении почти двадцати лет. Госсекретарь Пауэлл не был согласен с идеей Рамсфелда о выводе американских войск, поэтому от администрации поступали довольно противоречивые сигналы. Израильтяне, палестинцы и арабы, с которыми я работал, начали сомневаться в том, что США все еще хотят участвовать в мирном процессе.
Весь остальной мир пытался предугадать, какими будут основные принципы внешней политики Буша, но пока было сложно сказать. Советники Буша по вопросам внешней политики разделились на два лагеря: с одной стороны были госсекретарь Пауэлл и его команда из Госдепартамента, а с другой — Чейни, Рамсфелд и гражданские лица из министерства обороны. Я с тревогой наблюдал, как Чейни и Рамсфелд пытались назначить своих коллег-неоизоляционистов на ключевые посты в Госдепартаменте, чтобы следить за Пауэллом. Пауэллу пришлось приложить немало усилий, чтобы союзники Рамсфелда не заняли эти должности в Госдепартаменте. Эта внутренняя борьба не оставляла надежды на то, что администрация сможет объединиться. Президенту, казалось, не были интересны эти разногласия, и он не оказывал предпочтения ни одной из сторон. Я знал, какого решения ждал от президента: «Если Буш выберет сторону Рамсфелда и неоизоляционистов вместо Пауэлла, — сказал я тогда, — это будет большим испытанием для Америки».
