Изо всех сил трясу головой. Нет, не люблю!
– Отвечай! – требует он.
– Я… ллюблю… – слова липнут к горлу, я выталкиваю их изо рта с огромным усилием, будто вырываю с корнем, – ччай… с ккорицей!
Обычно я стараюсь не произносить такие длинные фразы, но сейчас тот редкий случай, когда дефект мне на руку.
Озадаченный моей речью, пижон ослабляет хватку.
– Ты пила латте!
– И… ккто… – я продолжаю пытать нас обоих, – из… ннас… ллюбит… пподглядывать? –резким движением я сбрасываю его ладони со своих плеч и продолжаю путь, задыхаюсь от стыда, гнева и усилий, которые пришлось приложить для ведения разговора.
Пижон догоняет меня.
– Понаблюдай за кое-кем для меня, – предлагает он так просто, будто мы сто лет знакомы. И будто он только что не тряс меня, как яблоню.
Идиот.
Я даже не останавливаюсь.
– Понаблюдай! Тогда я никому не расскажу о твоем маленьком секрете.
Я бросаю на него такой красноречивый взгляд, что слова становятся неуместными: кому в этом городе нужны мои маленькие секреты?
– Я могу заплатить.
Уже интересней.
Я на мгновение замедляю шаг.
Но – нет.
– Ты, долбанная извращенка! – шипит он мне на ухо.
Я морщусь.
Стандартная реакция мужчины после пары «нет» подряд. Если не вслух, так про себя.
Мы идем вдоль длинного дома, у которого подъездов, как лапок у гусеницы. Наконец, дверь одного из подъездов открывается. Делаю рывок к ней – такой неожиданный, что пижон не сразу реагирует. А когда бросается за мной, едва не сбивает с ног мужчину, вышедшего из дома.
Влетаю в подъезд и успею закрыть дверь.
Меня мутит из-за сегодняшней осечки. Потому что меня разоблачили – впервые. Потому что я перешла дорогу мужчине, от которого сложно отделаться. И потому, что неприятности редко ходят поодиночке.
Выглядываю в дверное окошко. Пижон буравит меня таким взглядом, что подъезд начинает казаться не убежищем, а мышеловкой.
Черт знает, что у этого черта на уме.
Я в безопасности до тех пор, пока кто-нибудь не откроет дверь подъезда.
Сейчас глубокая ночь – и мне это на руку. Но лучше выбираться отсюда. Только вот как?.. Если б я могла просто вызвать такси и уехать домой!
Впрочем…
Окрыленная идеей, я поднимаюсь на несколько этажей и выхожу на общий балкон. Сливаясь со стеной, выглядываю на улицу. Пижон сидит через дорогу от подъезда на скамейке детской площадки. Ждет. Он, конечно, перехватит меня до того, как я сяду в машину.
Если успеет понять, что я – это я.
Может прокатить!
Вызываю такси по инету.
У меня три минуты.
Стаскиваю с себя юбку и запихиваю ее в сумку. Куртку выворачиваю наизнанку – подкладка гораздо светлее. Оглядываю себя – темная блузка и бежевые капроновые колготки. Усмехаюсь: глаз не отвезти от этого зрелища. Но если запахнуть куртку, то со стороны должно казаться, будто я в юбке, которая не видна, потому что слишком короткая.
Что еще… Подворачиваю рукава куртки, снимаю пояс. Нужные мелочи из сумки распихиваю по карманам.
Теперь последнее. Снимаю с головы парик и достаю шпильки из прически. Волосы обрушиваются на спину. Хорошенько ими трясу. Они длинные, ниже лопаток, и рыжее, чем парик.
Должно получиться.
Теперь я – это я. Если не считать отсутствия юбки и куртки, одетой наизнанку.
Как же мне не по себе!
Выдыхаю.
Очки!
Линзы получается снять только с третьей попытки: руки дрожат.
Сумку прячу за листами фанеры в коридоре. Надеюсь, здесь и найду ее завтра.
Надеваю очки. Сбрасываю незнакомый номер – наверняка таксист, а по телефону меня понимают еще хуже, чем при личном общении. Спускаюсь на лифте. Замираю у двери.
Пижон встал со скамейки. Наблюдает за подъездом.
Я так хорошо играю женщину-призрака, так неужели не смогу сыграть себя?
Распахиваю дверь. Прикладываю телефон к уху, будто с кем-то общаюсь.
Цепляю улыбку.
Только не смотреть на него…
– Ага… Ага… – соглашаюсь я с несуществующим собеседником. То немногое, что я могу произнести свободно. У меня получается даже хохотнуть – нервно, но и так пойдет.
Не отнимая телефона от уха, сажусь на заднее сидение. Касаюсь плеча водителя. Поехали!
И только когда машина трогается, я оборачиваюсь.
Узнавание происходит не сразу. Но вот застывшая, припорошенная снегом фигура пижона оживает. Он выпрямляется и чертыхается.
Я откидываюсь на спинку кресла.
Получилось!
Щеки горят от переживаний. Улыбаясь, смотрю в окно.
Все могло быть намного хуже. По правде говоря, все каждый раз может быть намного хуже. И все же мне везет. Возможно, мне слишком не везло в другом, чтобы Вселенная не додавала мне и в этом.
За окном стелятся черные озябшие улицы. Метет мелкий снег, забивается под скамейки, жмется к стенам домов. Одиноко. Красиво.
Я выхожу возле арки, не доезжая квартал до моего дома. Дальше бреду пешком. Волнение прошло, осталось ощущение незавершенности, но оно размывается желанием забраться под теплое одеяло.
В мою двухкомнатную квартиру на первом этаже «сталинки» – в мою крепость – я возвращаюсь к трем часам ночи. Публикую пост в соцсети – как всегда, цифра и одно предложение. Из последних сил переодеваюсь в пижаму и скручиваюсь клубком под одеялом.
Зависимость – враг, который выковывает в тебе стержень, учит держать ухо востро – то есть, почти друг.
Зависимость неопасна. Опасно не уметь с ней справляться. А я умею.
Глава 2. День 28
Мое обычное зимнее утро.
Я открываю глаза – и вижу сети, сплетенные из веток замерзших каштанов. В ячейки сетей пробивается зимнее небо: где-то – белое, где-то – пепельное, где-то – с желтизной, как старая бумага.
Я потягиваюсь под теплым одеялом. В комнате светло, прохладно и тихо. Надеваю на пижаму свитер крупной вязки, на два размера больше моего. Включаю на ноуте Келли Кларксон и готовлю растворимый кофе с молоком. Затем, натянув рукава свитера на ладони, с полной чашкой отправляюсь в комнату для чтения. Там я забираюсь на кресло с широкими подлокотниками. Пью кофе, жую бутерброд и читаю книгу.
Но сегодня не такое утро.
Я открываю глаза – и тотчас же вскакиваю с кровати. За окном – плотный дневной свет. Это очень, очень плохо.
