Юля вскинула глаза на деверя. Тот замер, как статуя, как обращенный в камень титан. Казалось, время остановилось для него. Парень резко остановился и не сходил с места. Юля осторожно поставила чашку с чаем на подлокотник диван. А в следующую секунду Димка охнул, а затем опустился на пол. Юля, держась рукой за живот, наклонилась к нему.
– Дима? – произнесла она.
– Что она сделала, – сказал он. – Что я сделал? О, Господи!
Он закрыл лицо руками, а плечи его как-то странно затряслись. В первые минуты Юля ничего не поняла, а потом с ужасом осознала, что он плачет. Всегда смелый, самоуверенный, наглый и эгоистичный Димка сейчас плакал, как ребенок, у которого забрали все игрушки. Это выглядело так дико и несуразно, что Юля не знала, что и сказать.
Она могла утешать свою младшую сестру, Дашу, и даже отца, если он плакал пьяными слезами, но как подступиться к Димке, она не знала. Снегирев-младший всегда казался таким гордым и уверенным в себе, что трудно было подумать, что где-то в глубине его души запрятана другая его сторона.
Юля, чувствуя, что дети снова начали толкаться, смогла только положить руку на голову Димы и погладить его.
– Дима, не надо так, – сказала она. – Успокойся. Все наладится. Ты поговоришь с Сережей, и все будет хорошо. Он простит.
– Не простит, – глухо ответил Димка, помотав головой. – Я бы не простил.
– Простит, – повторила Юля.
– Не сможет, – ответил Димка, оторвав ладони от своего лица, которое покрылось красными пятнами. – Может, в первый раз ее он и смог простить, то во второй меня – вряд ли. Мы же с ней, по сути, с ним одно и то же сделали.
– Не преувеличивай, кого ему еще простить, как не тебя, – сказала Юля. – Жена может стать бывшей. А брат вряд ли.
Димка помотал головой.
– Не простит, – сказал он. – Я Сережу знаю. И мне трудно будет его винить.
Глава 66
Юля размешивала сахар в чашке с чаем. Даша молча наблюдала за ней. За окном падали белые пушистые хлопья снега и горячий чай – это то, что нужно в морозную погоду, когда не хочется выходить на улицу.
– Боишься?
– Чего? – Юля отвлеклась от своих мыслей.
– Рожать, – пояснила подруга.
– А, – протянула Юля. – Да, наверное. То есть, я не думала об этом.
– А о чем ты тогда сидишь думаешь?
Девушка помолчала.
– Даша, мы можем поговорить откровенно? Как помнишь, когда нам было по пятнадцать, и мы честно с тобой делились сердечными тайнами?
– Скорее, это ты делилась, – отозвалась Даша. – Тогда ты призналась мне, как влюблена в Сергея и что всю жизнь хочешь быть с ним.
– Да, – подтвердила Юля. – А ты мне тогда ничего про себя не сказала.
– Я никого не любила. Ну, кроме Витеньки, конечно, – тут же поправилась самая преданная фанатка Цоя. – А так мне любовь в юношеском возрасте казалась чем-то глупым.
– Почему?
– Не знаю. Наверно, потому что наши мальчишки в пятнадцать лет ни на что не годились, и я не понимала, как в них можно влюбляться, – усмехнулась Даша.
Юля улыбнулась. Даша и впрямь была серьезна и смотрела на страдающих от неразделенной любви девочек-подростков с оттенком презрения. Фанаты Цоя были выше подобных «страдашек».
– Сейчас речь не об этом, – сказала Юля.
Даша взглянула на нее.
– А о чем?
– Ты согласна поговорить откровенно?
– Почему-то мне кажется, что ты хочешь подвергнуть меня допросу, – усмехнулась брюнетка.
– Я не стану, если ты не хочешь. Видишь, у меня нет лампы, чтобы светить тебе в глаза и иголки под ногти я загонять тоже не буду.
– Да черт с тобой, – махнула рукой Даша. – Спрашивай, что хочешь. В конце концов, мы с тобой так давно дружим, что я никому, кроме тебя, довериться все равно не смогу. А так хоть ты будешь знать, где чьи трупы я зарываю.
– Я очень ценю твое доверие, – улыбнулась Юля.
– Да, Сашка, конечно, замечательный, но ему тоже все не расскажешь. Так о чем ты меня хочешь спросить?
Юля чуть помолчала, а потом, смущаясь, произнесла:
– О Диди.
Даша закатила глаза к потолку.
– О, Господи, – вырвалось у нее.
– Нет, не о нем и Сереже. А о вас, – пояснила Юля. – О тебе и о нем.
– Обо мне и о нем?
– Да, – подтвердила Юля. – Знаешь, я как-то закрутилась в своих отношениях с Сережей. Мне следовало побольше интересоваться твоей жизнью. Мы же подруги.
– Не оправдывайся, ма шер, – отмахнулась Даша. – Анализ никогда не был твоей сильной стороной. Тебе всегда были ближе чувства. Тебя, в отличие от меня, редко волновали причинно-следственные связи происходящего вокруг.
Юля согласилась.
– Итак, – Даша вытянула ноги под столом. – Что тебе любопытно узнать?
– Ты встречалась с Диди, но не любила его. Зачем?
Даша хмыкнула. А может быть попыталась скрыть вздох.
– Я встречалась с Диди, – повторила она. Повисла пауза. – Я спала с Диди.
Юля смотрела на подругу, а та устремила взгляд в стол. Перед ее мысленным взором прошли несколько вечеров, которые она проводила со Снегиревым-младшим. Не слишком разнообразные, не слишком веселые, но и не слишком утомительные. Вечера, которых могло бы и не быть.
– Мы тупо трахались. Искали удовольствие от плоти. Он тебя хотел на самом деле, – хмыкнула Дашка. – Когда он был со мной, он представлял тебя.
Юля судорожно вздохнула – эти слова были для нее, как пощечина. К такому откровению она была не готова. Точнее, она могла бы услышать такое от Димки, скажи он ей. В конце концов, он часто выдавал нечто циничное, а порой и пошлое. Но Даша, если говорила правду, всегда могла смягчить ее своим чувством юмора или цитатой из песен кумира. В ее исполнении правда никогда не выглядела, как оголенный провод, который коротит. Но вот, кажется, и она может резать правду-матку.
«Бедная Даша», – пронеслось в голове у Юли.
– Бедная Даша, – повторила брюнетка, будто прочла ее мысли. – Даже раздвинув ноги и дав себя оттрахать, она не способна вызвать любовь. Он не любил меня, – добавила она после долгого молчания.
Юля положила свою руку на ее, но подруга едва ли обратила на это внимание. Странным было то, что она не плакала, не дергалась, не переживала. Даша говорила холодно и спокойно, как человек, который рассказывает, что он когда-то перенес пневмонию или бронхит. А сейчас просто посвящает слушателя в подробности того, какая у него была температура или как болело горло.
– Я любила его, – сказала вдруг Даша. – Я его очень любила. Он всегда мне нравился. Знаешь, как мне нравились его кудри? Он был такой кудрявенький. Такой милый. Еще в школе. Я и с Мишкой тогда в одиннадцатом классе стала встречаться, потому что он был кудрявый и этим напоминал мне Димку. Я любила его, Юля. Этого болвана, циника и эгоиста и в чем-то даже жестокого человека. Знаешь, когда мы с ним были вдвоем и разговаривали о тебе и Сереже, он все время говорил, как маленький ребенок. И я разумом понимала, что не стоит с ним связываться. Дети ведь по природе своей жестоки. Я знала, что и он тоже будет жесток. Но как-то так получилось, что один раз я рискнула приласкать его и он дрогнул. И в прямом и переносном смысле. Сейчас закрываю глаза, – Даша опустила веки, – и вижу, как по его телу бежит волна дрожи. Так все и произошло. Так все началось.
