Сначала мистер Лисс пытался говорить с людьми, которые сидели в двух других камерах. Никто ему не ответил.
Потом принялся кричать на них. По-всякому обзывать. Они на него даже не посмотрели.
Наконец пригрозил, что отрежет у них разные части тела и скормит свиньям. Свиней в тюрьме не было, но угроза прозвучала очень убедительно. Намми в нее поверил и задрожал всем телом. Мистер Лисс все ругал и оскорблял этих спокойных людей. Плевался в них, визжал, подпрыгивал, напоминал разозленного тролля из сказок, которые бабушка иногда читала Намми.
Мистер Лисс не привык к тому, чтобы его игнорировали. Воспринимал такое крайне негативно.
Немного успокоившись, мистер Лисс просто встал у решетки, разделяющей две камеры, и всмотрелся в людей, которые сидели в соседней. Время от времени он делился своими наблюдениями с Намми.
– Они все в пижамах, нижнем белье или в банных халатах. Должно быть, их всех вытащили из дома, не дав переодеться. Из обуви только шлепанцы. И большинство босиком.
Мистер Лисс увидел мисс Джессику Уэнхаус, обнаженную выше пояса. Присвистнул и повел себя так, что Намми едва не стало дурно.
– У них у всех какая-то блестящая штуковина на виске, – продолжил мистер Лисс. – По крайней мере, у тех, кого я вижу.
– Какая блестящая штуковина? – спросил Намми.
– Блестящая штуковина, которая блестит, болван. Откуда мне знать, что это? Я ничего такого никогда не видел.
– Извините, сэр.
– Тебе есть за что извиняться, Персиковое варенье. Тебе надо извиняться за то, что ты родился.
– За это я извиняться не собираюсь. Я рад, что родился.
– И это доказывает, до чего же ты глуп. У некоторых мертвые глаза, как бывает у зомби.
– Не люблю я такие фильмы, – по телу Намми пробежала дрожь.
– У других глаза постоянно движутся, полные ужаса.
Намми бы предпочел, чтобы Лисс не делился с ним всеми этими подробностями. Бабушка говорила, что счастье – это выбор, и человек должен постоянно поддерживать в себе позитивное отношение к окружающему. Но с каким трудом удавалось поддерживать позитивное отношение в компании мистера Лисса.
Стоя спиной к Намми, ухватившись за прутья решетки, вглядываясь между ними, мистер Лисс воскликнул:
– Дерьмо!
Устроившись на краешке сиденья унитаза, Намми не знал, отдает ли ему мистер Лисс какой-то приказ. Если отдавал, то очень уж грубо.
– Это беда, большая беда, – добавил мистер Лисс.
Впрочем, если это и был приказ, подчиняться Намми не собирался. Бабушка объяснила, что после ее смерти никто не должен говорить Намми, что ему делать, за исключением полицейских и мистера Леланда Риза. Мистер Леланд Риз был бабушкиным адвокатом. Бабушка объяснила, что любой другой, пытающийся сказать Намми, что ему делать, проявит излишнюю самоуверенность. Потому что никто не имел права отдавать Намми приказы. Вот и мистер Лисс не имел такого права. А кроме того, справлять большую нужду Намми не хотел.
– А в дальней камере чиф Хармильо в чертовых подштанниках. И сержант в форме. Сержант Рапп. Как же они оказались в камере после того, как заперли нас здесь и поднялись наверх?
Намми не мог ответить на этот вопрос. Даже если бы смог, его назвали бы тупицей, независимо от того, что бы он сказал. Поэтому он просто сидел, сжав губы.
По словам бабушки, чаще всего вообще следовало молчать. Только дураки высказываются по любому поводу.
– Возможно, этот Хармильо – близнец чифа, – размышлял мистер Лисс вслух. – Или Рапп, но не оба же. Нет, тут дело не в близнецах.
После этого он отвернулся от других заключенных и начал кружить по камере, сначала встревоженный, потом испуганный.
Наблюдая испуг на лице мистера Лисса, Намми тоже испугался. Обычно старик выглядел так, будто ничего не боялся со дня своего рождения. А если сейчас испугался, тогда все обстояло хуже, чем думал Намми, а он думал, что все совсем плохо.
Достаточно долго покружив по камере, мистер Лисс внезапно повернулся к Намми.
– Вставай с унитаза.
Намми уже собирался сказать, что только полицейские и мистер Леланд Риз имеют право говорить, что ему делать, но оскаленные черные зубы старика заставили его передумать. Он поднялся и встал у коек.
Мистер Лисс расстегнул тюремный комбинезон до талии, а потом стянул с костлявых белых бедер.
В шоке Намми повернулся спиной к старику и поспешил к решетчатой двери. Его лицо пылало, он боялся расплакаться от смущения.
Он услышал кряхтение мистера Лисса. Потом короткий всплеск. С нетерпением ждал звука спускаемой воды, означавшего, что все закончилось.
Вместо этого мистер Лисс вдруг оказался рядом с ним у решетчатой двери, полностью одетый, держа в руках желтую трубку с закругленными концами длиной дюймов в пять.
– Прочь с дороги, Эйнштейн.
– Меня зовут Намми.
– Как хочу, так и буду тебя называть, – прорычал мистер Лисс, и Намми отошел в сторону.
Держа желтую трубку в левой руке, старик правой рукой осторожно откручивал крышку.
– Откуда она взялась? – удивился Намми.
– Из моей жопы, – ответил мистер Лисс.
– А как же она туда попала? – с отвращением спросил Намми.
– Я ее туда засунул.
Намми вытаращился на него.
– Зачем?
– Многие деревенские копы не досматривают внутренние полости.
– Что такое внутренняя полость?
– Моя жопа, идиот. А в твоем случае – твой череп.
Из трубки мистер Лисс вытряс шесть миниатюрных стальных палочек, концы которых имели разную форму.
– Это что? – спросил Намми.
– Отмычки для замков. Меньше я сделать не смог.
– А когда вы их сделали?
– Когда они были в моей жопе. Какая разница, когда я их сделал? Здесь происходит что-то инопланетное, и я не собираюсь сидеть и ждать встречи с марсианами.
– И что это значит? – спросил Намми.
– Это значит отвали от меня и заткнись.
– Я видел такое кино. Вы – беглый преступник. Вот кто вы.
В дальнем конце коридора открылась дверь на лестницу.
Мистер Лисс повернулся спиной к коридору. Трясущимися руками засунул отмычки в желтую трубку, навернул крышку.
Протягивая трубку Намми, старик прошептал: «В комбинезоне нет карманов. Спрячь это в джинсы».
– Никогда, во всяком случае после того, где она побывала.
Мистер Лисс схватил Намми, дернул на себя, сунул трубку в карман его синих джинсов.
– Вы – беглый преступник, – прошептал Намми.
