— А потом Конрада судить хотели за это, — буркнул помрачневший оттого, что спиртное в бутылке закончилось, Чунчо. — Мол, не всех вожаков пиратских убивать надо было. Тьфу! — Он перегнулся за борт и сплюнул.
— И после этого Конрад взял дирижабль и скрылся со всем полком? — спросил я, хотя этот вывод просто сам собой напрашивался.
— Лев Пустыни вам этого не рассказал? — не слишком убедительно изобразил удивление Кукарача. — Почему я не удивлён.
Похоже, пираты играли какую-то роль в планах воюющих в Аурелии держав, в том числе и Коалиции. А может быть, их цитадель в недрах Кайзеровой горы скрывала нечто, что не должно выйти наружу. Далеко не все договорённости, даже с пиратами, остаются лишь устными, многое — порой слишком многое — попадает на бумагу и может скомпрометировать правительства государств, а то и блоков.
Действительно, ничего удивительно в том, что об этом фон Вирхов промолчал, нет.
— Только вот башню Конраду как раз после этого дела сносить и начало, — заметил Чунчо. — Ещё до всей этой гадской истории с судом.
— Это правда, — кивнул Кукарача. — Конрад сильно изменился после той битвы. Я считал, что ему только легче станет, ведь снова в настоящем деле побывал. И его парни показали себя с самой лучше стороны. Но нет. Его словно подменили.
— А я тебе говорю, всё дело в том ублюдочном культе, вот что!
— Культе? — когда полковник промолчал после яростной реплики Чунчо, проявил закономерный интерес я.
— Да кое у кого из пиратов с головой не совсем в порядке было, — ответил Кукарача, которому не очень-то хотелось развивать эту тему. — Они там поклонялись какому-то кровавому божку и, вроде, даже успели его призвать, а Конрад с ним справился или как-то так. Что там было на самом деле, знает только полковник.
Справиться с божком или демоном — далеко не тривиальная задача, и вряд ли нечто подобное под силу даже полковнику Конраду. В первый год войны на полях сражений демоны появлялись с завидной регулярностью, вот только контролировать их, набирающих силу от страданий и смерти сотен солдат и мирных жителей, становилось всё сложнее. И очень часто они вырывались из опутавших их заклятий, учиняя такую кровавую бойню, что представить страшно. Именно поэтому чем дальше, тем реже противники использовали помощь столь ненадёжных и опасных союзников.
— После той горы голова у Конрада потекла, верно говорю, — повторил в очередной раз Чунчо. — Ну, вспомни, полковник, он же до того был вроде Элиаса — весь из себя правильный, вежливый, выкал всем, а что потом стало, а? Ну, ведь так же, а? Так!
— Угомонись, Муньос, — бросил ему Кукарача, — и иди спать. Мы тебя в кубрик не потащим, а иметь дело с капитаном будешь сам, когда он найдёт тебя храпящим на палубе.
— Да всё равно скучно с вами, — запустил пустой бутылью в воду Чунчо, и шатающейся походкой убрался вниз. Грязные тарелки он оставил нам.
— Он славный парень, наш Чунчо Муньос, — усмехнулся Кукарача, явно желая сменить тему, — помогал нашему делу в Рагне. Вот только он так кичится кражей винтовок и пулемёта, но забывает сказать, что он их продавал. Разменивал верность на звонкое золото. Конечно, большую часть он пускал на новые авантюры, но и на выпивку и баб тратил немало.
— Я всегда считал, что за деньги воюют куда лучше, чем за идеалы, — не встал я на сторону полковника. — Твёрдая и гарантированная оплата всегда привязывает куда крепче идеи. Ведь в окопах, когда тебя жрут вши, в идее очень легко разувериться, а вот мысли о золоте греют даже когда ты по уши в дерьме.
— Я считал, что наёмничество изжило себя ещё триста назад.
— В прежнем виде, да, — оседлал я любимого конька. Делать было нечего, мы отлично сидели на палубе парохода и дымили очередными сигарами, и я решил поделиться с ним своими идеями. Точнее теми идеями, что не давали нам с Миллером спиться от тоски в траншеях, как многим из офицеров, потерявших веру в идеалы на этой войне. — Всегда можно вывести идею на новый уровень. Не прежние банды и наёмные армии, скорее, что-то ближе к синдикату или гильдии. Объединение профессиональных солдат со своими правилами ведения войны и чёткими принципами, которые преступать нельзя.
— А заодно и мощной карательной армией для тех, кто будет их всё же преступать.
В темноте мне было плохо видно лицо Кукарачи, однако показалось, что он скривил губы в издевательской улыбке.
— Возможно, — согласился я.
— Идём-ка спать, — поднялся на ноги полковник, щелчком отправляя окурок сигарки за борт. — Такие разговоры не стоит вести на ночь глядя. И толковать о кровавых местных культах тем более.
Я отлично понимаю намёки, особенно высказанные почти прямым текстом, и поднялся следом. Сигару я не докурил и до середины, а потому привычно загасил о подошву ботинка и сунул в карман. Как тут с табаком, я не знаю, но остаться без него совсем, мне не улыбалось.
Мы оставили грязные тарелки и стаканы в раковине на камбузе (малознакомый с корабельной терминологией, кое-что я всё же знаю). Тот был отделён от кубрика лишь формальной перегородкой из пропитанной жиром занавески.
Пусть дневная жара и спала, и наверху царила приятная прохлада, но, когда мы спустились с палубы, меня словно кулаком в лицо ударили. Я даже остановился на пару секунд на верхней ступеньке трапа, привыкая в чудовищной духоте, вони и храпу. Что ж, в этих условиях мне жить ещё, одни святые знают сколько, — придётся осваиваться поскорее.
V
Однако путешествие на «Нэлли» оказалось скорее приятным, чего я даже не ожидал. Большую часть времени мы проводили на палубе, даже ели тут, откровенно эксплуатируя Пеппито. Армейские традиции — гонять молодых в хвост и в гриву явно были в чести и среди рагнийских революционеров. Правда, частенько совесть просыпалась у Эрнандеса, и тот отправлялся на камбуз вместе с парнишкой.
«Нэлли» шла на юго-восток, чётко следуя фарватеру Великой реки. Мимо нас то и дело проплывали деревни и даже небольшие города — все со своими пристанями. Но пока нигде капитан не давал приказа причалить. Наш пароход обгоняли самоходных баржи, вроде тех, что стояли рядом с лагерем фон Вирхова. Они шли вверх и вниз по реке, везя грузы, людей и животных. Транспортная сеть в Афре развита не очень сильно, из-за разногласий и стычек на границах колоний стянуть её просторы железными дорогами не получалось, а потому в этой части Чёрного континента Великая река оставалась самой удобной транспортной артерией. Несмотря на войну, идущую в Аурелии, договор о нейтральном статусе Великой реки все страны и блоки соблюдали свято — никто не хотел таскать грузы по бездорожью, да ещё и с риском угодить если не в зубы к какому-нибудь чудовищу, так на ужин к племени людоедов, науськанному соседом. Поначалу, конечно, непривычно видеть баржи под флагами колоний Альянса, полные рекрутов и ощетинившиеся пушечными и пулемётными стволами, мирно расходящимися с точно такими же, только идущими под флагом Коалиции или Альбийского Содружества. Потом перестал обращать внимание на гербы вообще.
