Когда стихли последние крики со стороны улицы, разом зажглись окна последнего этажа в одном из зданий. Диса подняла голову и посмотрела, как суетятся за стеклами тени. Она не сразу поняла, что именно заставляет ее беспокоиться. Вгляделась пристальнее, затем пересчитала еще раз этажи, начиная с нижнего. Этажей вышло четыре, не считая мансарды, но девушка точно помнила, что днем их было три. Она так и стояла, пересчитывая этажи снизу вверх и сверху вниз, пока на крыльце не нарисовалась высокая черная фигура и не поманила ее рукой. Восковое лицо Ауэрхана светилось в свете луны, а глаза напоминали черные провалы. Диса уже собралась прочесть про себя молитву, но в последний момент передумала. А ну как приспешник Кристофа ощутит, что она делает, и выставит вон?
В пыльной внутренности университета было темно. Ауэрхан зажег свечу и, неся ее перед собой, повел Дису длинными путаными ходами. Они преодолели три лестничных пролета, прежде чем достигли четвертого этажа. Демон толкнул дверь, и Диса сощурилась от яркого света. Свечей в коридорах черной школы было много. Туда-сюда сновали студенты, мало отличающиеся от тех, дневных. Разве что двигались они суетливее и нервознее, но может виной тому была просто игра света. Поначалу Диса старалась не пялиться, но потом подумала, что вид слуги, который пучит глаза, никого не удивит, и дала себе волю. Рассматривая дубовые панели и рисунок на ковре, заприметила надпись на исландском «Внутрь можешь ты войти, но душа будет загублена», висевшую над одной из дверей. Когда-то, по рассказам Эйрика, эти слова венчали вход в черную школу. Теперь же, судя по всему, они сохранились лишь как память о тех временах, когда исландские священники переплывали море, чтобы достичь саксонской земли и впитать те знания, что она была готова им дать.
Ауэрхан остановился у одной из дверей с искусной резьбой и, коротко кивнув Дисе, впустил ее в святая святых черной школы – в кабинет ректора. Едва переступив порог, девушка ощутила нестерпимый жар. Он исходил от печки с голубыми и зелеными изразцами и множества свечей, от которых рябило в глазах. Окно было плотно закрыто и с одной стороны задернуто тяжелой бархатной шторой. Размер кабинета превышал загон для овец, но, несмотря на свою величину, комната казалась тесной из-за обилия мебели: вытянутый деревянный стол, заваленный перьями и книгами, поставец с фарфором, диваны, заваленные подушками… Стены были обиты дорогими тканевыми панелями, а на полу лежал ковер с толстым ворсом, на который Диса не решилась наступать в своих грязных ботинках. Через приоткрытую дверь виднелся край алькова, и девушке стало любопытно, есть ли там кто.
В середине кабинета, в кресле перед небольшим столиком, на котором стояли бутыль с вином и доска для игры в «Лису и гусей», лежал разомлевший Кристоф Вагнер. Без вызолоченных манжет и парика он показался Дисе еще моложе, чем в лесу. Черты лица юноши были такими тонкими, что наводили на мысль о цыплячьих косточках. Вместо кафтана на Кристофе был длинный парчовый халат с меховой опушкой. На каждом пальце безвольно свисающей руки – по золотому перстню. Глаза его были прикрыты, так что сразу и не поймешь, дремлет он, сморенный вином, или сердце прихватило от жары. Диса решительно двинулась к окну, на ходу бросив:
– Как же можно, ваша светлость, в такой духоте сидеть? Я сейчас окошко открою, сразу посвежее будет.
Не успела она взяться за ручку, как ее остановил резкий окрик:
– Стоять!
Когда Диса повернулась, ректор уже сидел прямо, закинув ногу на ногу и разглядывая девушку мутным хмельным взглядом без искорки интереса, точно через решето.
– Не открывай. Я люблю жару. Готовлюсь так к адскому пламени, что меня ждет после смерти… Я знаю, зачем ты пришел, поросеночек. Учти, если надеешься соблазнить меня тугим задом, чтобы я позволил твоему господину стать моим студентом, то знавал я зады и посочнее. Почему пришел ты, а не священник?
– Так я вам больше пришелся по душе, – простодушно ответила Диса.
На самом деле Эйрик не хотел, чтобы она шла одна в логово такого грешника и развратника, как Кристоф Вагнер, но Диса считала, что так будет правильнее. Преподобный с его едкими шуточками и прямотой явно не понравился ректору черной школы. Должно быть, Кристоф немало перевидал таких: наглых и дерзких, рассчитывавших получить место лишь благодаря своему хорошо подвешенному языку. Со стороны могло показаться, что он доит их, как козочек, выманивая у студентов земли, замки, драгоценности… На самом деле он сам был коровой с выменем, из которого сыпались самоцветы. Кристоф дарил своим школярам обещание власти, богатства, известности, любви… Разве не ради этого люди тянутся к магии?
Диса потопталась на месте и пожевала губами, подбирая слова.
– Господин мой, он, в общем, не хочет в школу-то к вам… Тут вона какое дело. Братец ихний, пустобрех и дуралей, забрал у одного голландца волшебную книгу. А тот его взял да проклял. Мол, ежели не принесешь мне такую же книжицу взаместо той, будешь слепцом немощным по деревням побираться…
Она сама не знала точно, откуда взялся в ней этот простецкий говорок и поймет ли его Кристоф, который знал исландский лишь благодаря чудесной травке, которую доставал из табакерки. Возможно, в Дисе пробудились все те беседы, что она девочкой вела с Гисли и другими рыбаками, единственное богатство которых заключалось в их историях.
Какое-то время Кристоф пристально изучал ее лицо, склонив голову. Совершенно непонятно было, какое впечатление на него произвела ее речь.
– Ну хорошо, – сказал он наконец. – Что еще за книга?
– Страницы ее жгут лицо, – с жаром выпалила Диса. – Брат моего господина испугался, что ослепнет от ее пламени или что у него брови сгорят. Голландец тот сказал, что книга, которую мы ищем, родная сестра евойной. Мой господин очень добрый, он даже пенять братцу не стал, что тот полез куда не звали…
– Да уж, – цыкнул языком Вагнер, поднимаясь и отставляя кубок с вином. – Не очень-то умен этот юноша, как я погляжу.
– Совсем не умен, ваша светлость! – горячо заверила его Диса. Она бы хотела стащить с головы шапку и начать ее заламывать, как делают крестьяне перед знатными господами, но испугалась, что Кристоф увидит длинные волосы. – Глуп что твоя бочка! Уж как с ним господин намучился…
Кристоф отошел к книжным шкафам и, вынув трость из подставки у стола, принялся отодвигать ею книги. До Дисы донеслись протяжный стон и поскуливание, какие издает собака, если хозяин бранится на нее или дразнит сочным куском со стола. Это стенали книги. Они кряхтели и бормотали, жаловались и ухали по-совиному. Им, вероятно, причиняло боль прикосновение трости, или же оно разбудило их от чего-то вроде сна, если только книги могут спать. Хотя это ведь не простые книги, а гримуары, так что ничего удивительного… Что-то рыкнуло в глубине шкафа. Кристоф довольно хмыкнул и отложил трость.
Книга, которую он вытащил на свет, была заключена в добротный кожаный переплет с золотым тиснением. Вагнер взвесил рукопись в руке и небрежно швырнул на столик рядом с кубком, в котором оставалось вино. Диса дернулась, чтобы не дать случайной капле заляпать обложку, но Вагнера это только развеселило.
