* * *
Дису проводили в комнату, где она могла отдохнуть, – не такую роскошную, как у хозяйки усадьбы, но гораздо богаче ее собственной бадстовы. Проспав несколько часов на пуховой перине под невесомым одеялом, она почувствовала себя другим человеком. Служанки принесли к ней в спальню бадью, наполнили горячей водой и положили рядом кусок ароматного мыла. Отпарившись и отмывшись от крови и слизи, девушка позволила расчесать себя и заплести волосы, а затем облачилась в тонкое шелковое платье, синее, как замерзшее озеро с прозрачной водой. Каждый день ходить в таком неудобно – первый же дождь превратит его в грязную тряпку, – но покрасоваться в царстве аульвов можно. Серебряные украшения холодили ее шею и тонко позвякивали на запястьях.
Магнус с Лаугой устроили праздничный ужин в честь благополучного рождения сына и желали видеть Дису в качестве своей гостьи. Перед тем, как спуститься, она зачем-то захватила с собой мешок с родильным скарбом. Убеждала себя, что просто хочет, чтобы все было под рукой, но сама знала, что причина в другом.
В зале, где проходило торжество, играла чудесная музыка, горели свечи. Магнус с Эйриком сидели за длинным столом, заставленным яствами, и вели оживленную беседу. Муж аульвы совершенно оправился от мучений и выглядел счастливым и слегка пьяным. Сама Лауга в новом платье с изящной вышивкой нянчила новорожденного, лежа на кушетке и обложившись маленькими подушками. Рядом дремал ее старший сын, имени которого Диса не могла вспомнить.
Стараясь не смотреть на Эйрика, повитуха присела рядом с аульвой и взглянула на малыша. Выглядел он бледноватым, но чего еще ожидать после таких родов… Магнус вскочил со своего места, чтобы подвинуть ей стул и рассыпаться в благодарностях за спасение жены.
– Мы назвали его Харольд, – сказала Лауга. – Спасибо тебе. Мы оба могли умереть.
– Это точно. – Диса показала крошечное расстояние от большого пальца до указательного: – Вы были вот настолечко от смерти.
Сказав это, она потянулась за едой, потому что была решительно настроена попробовать каждое лакомство за этим столом. Несмотря на приближающуюся зиму, в доме аульвов подавали экзотические фрукты, сочившиеся ароматной влагой, и мелких жареных птиц, чьи косточки так приятно обсасывать.
– У нас есть поверье, что, если роды не идут, нужно позвать человеческую женщину. Ее прикосновение поможет разродиться, – заметила Лауга.
– Тебе помогло не мое прикосновение, а мое мастерство.
– Давно ты стала этим заниматься? – подал голос Эйрик.
Он говорил с дружелюбным интересом, как если бы они расстались только вчера. Это Дису разозлило. Больше года не давал о себе знать, мучил ее надменным молчанием, а теперь, видите ли, решил узнать, когда она обучилась бабьему ремеслу!
– Да вот решила скоротать время, пока ждала от вас весточки, преподобный, – огрызнулась она.
– Приход отнимал все мое время. – Это было таким неуклюжим враньем, что, кажется, сам Эйрик смутился.
– О, ну слава богу, мы все выяснили! А то я уж испугалась, что вы просто струсили.
Еда неожиданно показалась ей безвкусной, а вино кислым. Она встала из-за стола, поблагодарив хозяев усадьбы, и вышла из трапезной – как ей хотелось думать, с видом гордым и самостоятельным.
Очутившись снаружи, где бушевали ветры, Диса тут же пожалела, что покинула теплую залу с вкусной едой. Но во дворе горели жаровни, так что даже без плаща холода не чувствовалось. От мягких по-кошачьи шагов за спиной мурашки пробежали по позвоночнику, но Диса все равно не повернула головы, пока Эйрик не поравнялся с ней.
– Я чем-то обидел вас, дитя мое?
– Обидели, преподобный. – Голос ее звучал устало. Эта глупая бессмысленная тяга к нему так вымотала, что больше всего на свете ей сейчас хотелось оказаться дома, делать понятную предсказуемую работу: стирать с женщинами белье, принимать роды, чесать шерсть и вязать одежду себе и Арни. Через год можно будет подумать и о подходящем женихе… Диса знала нескольких парней с ближайших хуторов, которые были бы не против жениться.
Если бы только не эта дурацкая поездка, домики, похожие на музыкальные шкатулки, горячие лепешки, что они разрывали напополам и ели, макая в жирное масло, ее жизнь была бы совсем другой. А может, все сломалось бы еще раньше: когда соленая вода смывала с камней кровь ее обоих отцов, когда маленькая девочка подкармливала мясом чудище, покрытое ракушками… Как бы это ни произошло, горькое, пугающее чувство бесповоротности накатывало каждый раз, когда Диса заглядывала в свое будущее.
– Вы меня обидите еще сильнее, если будете прикидываться дурачком, – сказала она.
– Не буду, – сказал Эйрик и умолк. Потом снял свой плащ и накинул ей на плечи. Диса едва успела вывернуться, чтобы как можно меньше соприкасаться с его теплом, его запахом. Шелестя, ткань упала к ее ногам, но никто не наклонился, чтобы поднять ее. Диса сунула руку в свой мешок и достала красную кофту, чьи петли вспыхнули словно спелые ягоды. Шерсть колола ей пальцы.
– Я связала вам кофту, преподобный. Захватила с собой случайно, не думала, что сегодня вас увижу. Но неисповедимы пути Господни, не так ли?
– Все так, дитя мое.
Она думала, что он почует подвох, едва прикоснется к шерсти. Он же такой сильный колдун! Байки об Эйрике из Вохсоуса доходили до самого Хоулара. Диса впервые с момента их встречи заглянула ему в глаза – они были пасмурные и серые, как гамбургское небо.
Пастор неловко взял кофту. Она не дала ему поблагодарить, не дала сказать ни слова в свое оправдание. Развернувшись на пятках, Диса направилась обратно в усадьбу, пока не передумала.
Пускай он придет к ней на одну-единственную ночь.
Пускай на одну ночь она вообразит себе, будто Эйрик в нее влюблен.
* * *
– Между вами что-то произошло? Ты повел себя недостойно?
Магнус и Эйрик засиделись допоздна и были страшно этим довольны. Не так уж часто им выпадала возможность побыть наедине и поговорить обо всем, что скопилось на душе. После волны чудовищной боли Магнус ощущал прилив счастья. Он слегка опьянел, но человек, который знал его не так хорошо, как Эйрик, ни за что бы этого не заметил. Магнус был не из тех, кто при опьянении краснеет, становится косноязычным, буйным или чрезмерно веселым. Его речь лишь слегка замедлилась, словно он опасался сказать лишнее.
– В каком смысле «недостойно»? – Иногда Эйрика раздражала манера Магнуса говорить экивоками, сглаживать любые неровности. К тому же друг, сам того не подозревая, задел больное место.
С момента встречи с Дисой Эйрик не знал, куда себя девать. Он пытался отвлечься книгами – их в усадьбе Магнуса хранилось великое множество, – но строчки прыгали и разбегались перед глазами. Пытался прогуливаться по усадьбе, но, в какой бы коридор ни свернул, боялся столкнуться с Дисой и одновременно всей душой надеялся, что это случится. За год девушка неожиданно изменилась: вытянулась, округлилась, волосы выгорели и стали курчавиться еще сильнее, так что короткие завитки обрамляли лицо с острыми скулами и холодными неприветливыми глазами. Теперь Диса смотрела на мир глазами женщины, в руках которой было ремесло.
