Она ничем не лучше бешеной собаки. Она и вела себя с Фейрой и Амреной как бешеная собака. Дикий зверь, совсем как Тамлин. Ее даже не радовало, что она наконец-то сумела одолеть все десять тысяч ступенек лестницы в Доме ветра. Разве это имело значение, если ею двигала ярость?
А сама она имела значение? Была ли она достойна того, чтобы с нею считались?
От этого вопроса все внутри ее начинало рушиться.
Кассиан уже был на вершине холма. Поднявшись туда, Неста увидела сверкающую бирюзовую гладь озера. Оно лежало в долине между двумя горами. Их склоны, словно зеленые ладони, удерживали воду, не давая вытечь. Берега были усеяны серыми камнями.
Неста не видела ни озера, ни камней, ни солнца, ни зелени.
Окружающий мир стал размытым. В глазах появилось жжение, словно их рассекли, чтобы дать выход слезам.
Она добрела до прибрежных камней и рухнула на колени, ощутив удар всеми своими костями. Достойна ли она того, чтобы с нею считались?
Ответ она знала. Знала всегда.
Кассиан повернулся к ней, но Неста не видела его и не слышала обращенных к ней слов.
Спрятав лицо в ладонях, она зарыдала.
50
Едва эти сдавленные, судорожные звуки вырвались наружу, Неста поняла: ей не остановиться.
Встав на колени на берегу горного озера, она убрала все внутренние преграды.
Все ужасные мысли, которые она подавляла и прогоняла, теперь неслись через разум и били по душе. Она не загораживалась, когда перед внутренним взором всплыло побледневшее, испуганное лицо Фейры, услышавшей от нее правду о своем ребенке. Тогда Нестой правили гнев и боль.
Ей вовек не исправить содеянного, не искупить своей вины. Бесполезно даже пытаться. Ее рыдания продолжались.
Рядом хрустнули камешки. Она ощутила волну тепла. Кассиан не дотрагивался до нее, но его голос раздался совсем близко:
– Я здесь.
Услышав эти слова, она заплакала еще сильнее. Ей было не остановиться, как невозможно остановить воду, хлынувшую сквозь брешь в плотине.
– Неста.
Пальцы Кассиана коснулись ее плеча.
Ей было не выдержать этого прикосновения. Доброты, исходящей от его пальцев.
– Прошу тебя, – выдохнула она.
Это были ее первые слова за пять дней.
– О чем ты просишь?
Неста отодвинулась.
– Не трогай меня, – сквозь судорожные всхлипы произнесла она. – Не будь ко мне добрым.
– Почему?
В голове Несты закружился целый рой причин, требующих выхода, и она пропустила их через себя, не позволив решать, какая из них главнее.
– Я повинна в его смерти.
Кассиан замер.
Не отнимая ладоней от лица, она шепотом продолжала:
– Он явился меня спасти, сражался за меня, а я позволила ему умереть. Мое сердце было полно ненависти. Ненависти к нему. Он погиб, потому что я это допустила.
Ее голос дрогнул под новой волной рыданий.
– Я отвратительно к нему относилась. До самого конца. Всю жизнь я отвратительно к нему относилась, а он почему-то любил меня. Я не заслуживала его любви, но он меня любил. А я допустила его смерть.
Неста склонилась ниже, прижав ладони ко рту.
– Я не могу этого изменить. Не могу исправить. Он уже не восстанет из мертвых. И слова, которые я бросила Фейре, уже не вернуть обратно. Мне не исправить ни одного из своих отвратительных поступков. Себя мне не исправить.
Она рыдала столь неистово, что ей казалось: еще немного, и рыдания разорвут ее на части. А хорошо бы. Пусть она распадется, как треснувшее яйцо, а душа улетит вместе с горным ветром.
– Мне этого не выдержать, – прошептала Неста.
– Это не твоя вина, – тихо сказал Кассиан.
Она покачала головой, по-прежнему не убирая рук с лица, словно загораживаясь от Кассиана.
– Ты не виновата в смерти своего отца. Неста, это было на моих глазах. Я тоже искал способ его спасти и понимал, что ничего нельзя сделать. Совсем ничего.
– Я могла бы применить свою силу. Хотя бы попытаться…
– Неста, – вздохнул Кассиан, словно ее имя причиняло ему боль.
Он подхватил ее на руки и усадил к себе на колени. Она не противилась, когда Кассиан прижал ее к себе, к своему сильному, теплому телу.
– Я могла бы найти способ. Должна была бы найти.
Он стал гладить ее по волосам.
Неста задрожала всем телом.
– Гибель моего отца – вот причина, почему я не переношу огня.
– При чем тут огонь? – удивился Кассиан, продолжая гладить ее волосы.
– Поленья… – Она вздрогнула. – Они трещат. Их треск похож на хруст ломающихся костей.
– Этот звук ты слышала, когда твоему отцу ломали шею.
– Да, – выдохнула Неста. – Этот звук. Не знаю, сумею ли я когда-нибудь приблизиться к огню и не услышать хруст его ломающейся шеи. Это… сущая пытка.
Пальцы Кассиана неутомимо перебирали пряди ее волос.
Лавина рыданий сменилась лавиной слов.
– Я должна была бы еще раньше найти способ спасти нас. Спасти Элайну и Фейру, когда мы бедствовали. Но я была так сердита на отца. Мне хотелось, чтобы он не сидел сложа руки, чтобы сражался с обстоятельствами, в которых мы очутились. Сражался за нас. Напрасные ожидания. И тогда я решила: пусть мы все будем голодать, и это докажет, какой никчемный у нас отец. Гнев настолько меня поглотил, что я… позволила Фейре отправиться на охоту и сказала себе: «Мне все равно». Меня не волновало, что младшая сестра неграмотна и растет полудикаркой. И тем не менее… – Она судорожно всхлипнула. – Стоит закрыть глаза, и я вижу ее в тот день, когда она впервые отправилась на охоту. Вижу Элайну, погружающуюся в Котел. Вижу, как потом, во время войны, Котел забрал ее в плен. Вижу мертвого отца. А теперь я буду видеть лицо Фейры в тот момент, когда я рассказала, что ребенок ее погубит.
Неста мотнула головой, и по щекам снова покатились горячие слезы.
Кассиан продолжал гладить ее по волосам и по спине, крепко прижимая к себе.
– Я себя ненавижу. Каждую часть в себе, которая… которая все это творит. И в то же время не могу прекратить. Не могу разрушить возведенную преграду. Если она рухнет, если все это хлынет в меня…
«Это уже хлынуло», – подумал Кассиан, видя, в какой рыдающий комок она превратилась.
– Я ненавижу собственный разум. Мне невыносимо, когда он снова и снова все это мне показывает. Невыносимо слышать хруст отцовской шеи. Его последние слова о любви ко мне… Не заслужила я этой любви, – прошептала Неста. – Я ничего не заслуживаю.
