Таков же на масштабе европейской карты Бонапарт – тоже позер, тоже актер. Наполеон и Ростопчин нашли друг друга. Свидетель московского пожара Стендаль, который «с уважением обошел загородный дом графа Растопчина», писал, что «видел деяние, достойное Брута и римлян, достойное своим величием гения того человека, против которого оно было направлено».
Рим: Золотой дом
И в подозрении, что Ростопчин оставил дом Наполеону, и в узнавании Нерона за Ростопчиным вновь проступает исключительность домовладения. Его неявно царский статус.
После пожара Рима Нерон распространил свои дворцы за стены императорского Палатина, заняв ближайшие отроги Эсквилина и Целия. Дворцы объединяло имя Золотого дома. Желание распространить дворец считается среди причин поджога Рима. Выход за пределы Палатина Нерон наметил до пожара, Переходным дворцом, продлившим резиденцию на Форум, к Эсквилину. Зрелищем пожара поджигатель любовался с башни Мецената в садах Эсквилина. Здесь император в театральном одеянии пел или декламировал стихи, когда пожар взял силу. Жажда поэтического вдохновения – вторая версия поджога.
У ближнего отрога Эсквилина есть собственное имя Оппий. Раскопанные, а отчасти видимые над землей руины Золотого дома служат его знаком.
Дж. Б. Пиранези. Античный Рим. План. 1757. Фрагмент.
К востоку от Палатина и Колизея – Термы Тита на месте Золотого дома.
На Целии Нерон взял ко дворцу огромный храм Божественного Клавдия, частично превратив его в нимфей.
Лубянка пролегает Сретенским холмом, московским Целием. Но если рифмовать дом «русского Нерона» с руинами на Оппии, приходится решить, что Сретенский один на роли двух отрогов Семихолмия, прообразует их неглименским и москворецким склонами, раздельно взятыми. Географически точнее первый вариант, а символически, наверное, второй.
Неравенство фигур Нерона и Ростопчина только усиливает аналогию: граф и его жилище проявляют знаки Семихолмия в московской, русской степени.
Аллегория пожара
Римская аналогия подсказывает то же, что и московская владельческая фабула с ее зеркальной логикой: граф Ростопчин есть аллегория московского пожара. Гений очага. Все свойства графа огненные: театральность, артистизм, позерство, переменчивость, непредсказуемость, подвижность.
Дж. Б. Пиранези. Руины Золотого дома Нерона.
Гравюра. Середина XVIII века
Ростопчин держал себя живой ампирной аллегорией, произведением наполеоновского, александровского времени. И преуспел, оставшись аллегорией в культуре, в мифе. Равно в русском и французском мифах, согласно называющих Ростопчина организатором московского пожара.
Подобным образом аллегоричен современник графа, монумент Пожарского.
Двор и дом
Растоп не вчуже городу, увиденному в полноте материальности, домовья, а не в пустоте дворов и площадей. Городу избяному, где изба есть древнее «истьба», от слова «истопить». Городу теплых очагов, затепленных свечей.
Но вот очаг оставлен, свеча опрокинута. Уйдя из дома, огонь питается домами, телом города, а сдерживается пустотами. Огонь не ходит пустотой (если она не деревянного мощения), а перекидывается через нее от дома к дому.
Две противоположности, растоп и пустота, умели понимать друг друга в русском городе. В нем деревянные дома были окружены дворами, и это тем вернее, чем древнее времена или чем дальше от столиц. И если в древности огонь распространялся от избытка деревянного жилья, хотя бы и расставленного широко, то в новых временах – от умаления дворов, от новой плотности жилья, хотя б и каменного.
Неслучайно сам язык предпочитает говорить: «Пожарский двор» – но «дом Ростопчина». Гений стогн града, Пожарский гений уличного боя. Бой у Пожарского двора был из важнейших в жизни князя. Граф Ростопчин, напротив, лучшую минуту жизни проживает в доме, вечером, на совещании невидимых агентов, распоряжаясь о растопе города, как собственного очага или как дома в Воронове.
Следующая минута, уличная сцена с Верещагиным, окажется для него худшей: на дворе граф растерялся, как растерялся бы на поле боя. Ибо огонь теряется на стогнах града. Тем паче на дворе Пожарского, гения стогн.
Растоп, уйдя (а по Толстому, тайно вырвавшись) из дома, превращает городскую материальность в пустоту и так теряет силу. Чем больше воли взял растоп, тем больше силы заберет потом и пустота. И тем сильнейшим вырастет на ней будущий гений уличного боя, выжидательной осады и мирного восстановления.
Пожар и потоп
Недаром о Пожарском говорили «вождь земли», об ополчении 1612 года – «поднялась земля».
Как поднимается земля, трактует монумент Минину и Пожарскому. Старейший в городе, стоящий на главной площади, он ближе прочих к роли гения Москвы. Но близок бесконечным приближением, коль скоро Медный Всадник, демиург целого города, в Москве немыслим.
И все-таки московский памятник был утвержден на погорелье 1812 года, когда словом Пожар могла бы называться вся Москва. Она жила тогда единым духом воссоздания, строительным пожарским духом. Он ослабевал по мере сокращения пожарища под новостройками, локализуясь вновь на Красной площади и площадях центрального полукольца, устроенных на новом погорелье. И все-таки на несколько послевоенных лет московский памятник сравнялся с Медным Всадником по силе представительства за целый город.
Замечено, что Петербург ответил на пожар Москвы потопом, несопоставимым, если бы не Пушкин. Гений места Петербурга утвержден на необычном волнообразном камне. Это всадник на волне, бушующей, потопной. После Фальконе Пушкин вторично утвердил кумир Петра на ней. На лоне гневных вод, зеркально утверждению московского кумира на пожаре.
Последняя встреча героев
Князя Пожарского отпели в церкви Введения на Сретенке, графа Ростопчина – в церкви Введения на Лубянке. Это была одна и та же церковь, та же улица и та же встреча. Последняя встреча героев.
Назначение поля
Кучково
СТАРЫЕ ПОЛЯ
Силы московские – Кучково Поле – Земля и власть – Поединки – Иванец Московский и Иван Москвитин – Сретение Владимирской
НОВОЕ ПОЛЕ
Сретенский монастырь – Два героя – Два урода – Дом ужасов – Две «России» – Определение Поля
Сретение иконы Владимирской Божией Матери. Икона середины XVII века
