Однако передвижка монументов не всегда напрасна. На Цветном бульваре камень Меркурова стыл и терялся, на месте же рождения героя, притом оформленном хорошей, помнящей архитектурой, потеплел, нашелся.
Мариинская больница названием и замыслом обязана императрице Марии Федоровне, а наружностью – проекту Джакомо Кваренги, данному из Петербурга и осуществленному Жилярди-старшим в 1804–1806 годах.
Мариинская больница в Петербурге. Гравюра С.Ф. Галактионова по рисунку П.П. Свиньина. 1818
Благотворительность императрицы посвящалась памяти ее супруга Павла. Поэтому больничный храм, укрытый за колонным портиком и выступающий на заднем, парковом фасаде, посвящен апостолам Петру и Павлу. В нем был крещен с именем Федор сын лекаря больницы Михаила Достоевского.
Над достоевскими двором и домом надстоят святые Петр и Павел. Центр дома оказался храмом, и блуждавший камень Меркурова встал перед ним, словно храмовый образ при входе.
Это Москва, подобно скульптору, продолжила работать с камнем, вопрошая его об имени, таящемся, как до поры таится в камне самый образ.
Нельзя сказать наверное, что скульптору было открыто это имя. Оно открылось городу.
Так; но которое из двух?
Петр или Павел?
Когда бы монумент увидела за сотню лет императрица Мария, в нем, за ним мог быть опознан апостол Павел. Церковь больницы в Петербурге посвящена лишь Павлу. (Но, конечно, петербуржцы называли храм то Павловским, то Петропавловским.)
За Павла поначалу говорит и правый полуоборот фигуры. Это место Павла в русском деисусе, слева от Христа, а справа – место Петра.
Но в строгом византийском деисусе Павел, как апостол не из двенадцати, отсутствует. А на иконах Петра и Павла, в композициях молитвенного предстояния Христу, расположение апостолов взаимообратимо.
Быть может, ключ к разгадке имени – в замке рук Достоевского, где нет ключей от рая, но где они предполагаются традицией?
Живой камень
Материал ваяния свидетельствует за Петра. Конечно, выбор камня против бронзы или чугуна не уникален для скульптуры, а для Меркурова обыкновенен, лучше сказать принципиален: с металлом скульптор не работал. Но этот камень отвечает переводу имени Петр.
В Первом соборном послании апостол Петр, в сущности, возвращает имя Камня Церкви Самому Христу – «камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному», «который отвергли строители, но который сделался главою угла» (I Петр, 2: 4, 7). Это же имя Павел отдает священству: «И сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы» (I Петр, 2: 5).
Образец священства, апостол Петр есть живой камень.
Но и апостол Павел – образец священства.
Прыжов
Достоевскому было неполных семь лет, когда в семье швейцара Мариинской больницы родился Иван Прыжов – будущий член «Народной расправы», Толкаченко в романе «Бесы». Автор и персонаж росли в одном дворе, но не общались.
Ко времени падения Прыжов был состоявшимся писателем, этнографом, автором непочтительной книги о московских юродивых и «дураках».
Защита Прыжова в суде строилась на допущении, что он вместо Ивана Иванова мог сделаться жертвой Нечаева. Прыжов, однако, сделался участником убийства.
Когда-то петрашевец Достоевский стоял над бездной, в которую Прыжов упал. Халат меркуровского персонажа в толковании «монументальной пропаганды» – арестантский, на Цветном бульваре памятник открыли 7 ноября. Но и в такой интерпретации он видит бездну.
Это минута обращения. Тема архетипически восходит к Савлу, становящемуся Павлом.
Русский Пьеро
«Известно ли вам, что мой Достоевский вернулся на родину? – интриговал Меркуров в старости. – Недавно побывал у меня в мастерской вместе со своей женой.»
Вернулся Александр Вертинский, послуживший моделью. В семейном архиве Меркуровых есть две фотографии позирующего Вертинского, датированные 1914 годом и заверенные скульптором. (Датировать работу 1913-м поэтому неверно.)
Если Достоевский оставляет впечатление, так сказать, страстного бессилия, – оно исходит от Пьеро.
Имя Пьеро есть огласовка имени Петр. Жонглеры, комедианты и шуты на старом Западе считали апостола Петра своим патроном. Средневековье полагало, что лицедей спастись не может, не допускало его к причастию, а мертвого – в ограду кладбища. Преодоление этого мнения запечатлелось во французском фабльо, по фабуле которого жонглер, приставленный посмертно к адскому котлу, проигрывает в кости спустившемуся в ад апостолу Петру, и тот уводит грешников, стоявших на кону. После чего дьявол отказывается принимать жонглеров в ад и заявляет, что теперь ими займется Петр.
Вертинский после революции и в знак ее прихода придумал маску Черного Пьеро. Прозвание Вертинского «Русский Пьеро» приобрело тогда зловещий смысл. Живой камень, памятник Достоевского способен повторить и это, красочное свойство модели: когда в тени, во встречном солнце или под дождем и после светлый от природы гранит Меркурова темнеет, – образ развоплощается в свою модель.
Сделанный с белого Пьеро в 1914-м, явленный в черном 1918-м, камень Меркурова разметил пограничье белого и черного, стал на пороге апокалипсиса революции.
Вертинский позирует для памятника Достоевскому.
Фото из семейного архива Меркуровых. 1914
Петр при дверях делает их вратами рая и путем спасения. Пьеро актерствует с собственным раем за спиной, с собственной бездной под ногами. Только ключи от рая потеряны. Потеряна невеста, Коломбина, уведенная коварным Арлекином. Может быть, старая Россия. Руки, только что тянувшиеся к ней, взяты в замок.
Личина Пьеро не скрывает лицо Достоевского, но скрывается за ним. Как скрыт и апостольский лик. Личина и лик проступают в человеческом лице как две возможности.
Так имена и образы Петра и Павла мерцают и сличаются в живом камне Меркурова, по правилу и праву их неразделимости в храмовом русском посвящении.
Часть III
Божедомка
Территория Петербурга
Тождество зданий, происхождение проекта и храмовое посвящение – всё это делает московскую больницу знаком Петербурга и его преддверием для Достоевского.
