А потом Джош делает нечто такое, чего никогда не делал. Он орет. Он открывает рот, рычит и орет на нее.
– Ну, хорошо. Черт возьми. Ладно. Я описался. Ясно? Я бегал и не знаю, почему. Не знаю, почему, поняла? Но я описался. И я никому не мог сказать, чтобы не чувствовать себя идиотом. Поэтому я просто засунул комплект спортивной одежды в сумку и спрятал, пока не успел постирать. Ясно? Теперь ты счастлива?
Кейт слегка покачивается после вспышки сына. Но потом идет к нему, обнимает и говорит:
– Извини. Я не хотела давить на тебя. Не хотела ставить тебя в неловкое положение. Извини. Все хорошо.
Она чувствует, как его руки обнимают ее, как его лицо утыкается ей в плечо, и она понимает, что он плачет. Джош говорит:
– Мам. Я так виноват, – говорит он. – Я так виноват перед тобой. Я так сильно люблю тебя. Я действительно тебя люблю.
Она гладит его по затылку. Она шепчет ему на ухо:
– Все в порядке, Джош. Ничего страшного, ты можешь мне сказать, что происходит. Ты можешь сказать мне. Ничего страшного.
– Я не могу тебе сказать, – говорит он. – Просто не могу. Никак.
С этими словами он вырывается из ее объятий и выходит из комнаты.
52
Сафайр
Около восьми часов вечера в День святого Валентина я получила от Джоша сообщение. Вот что в нем говорилось:
«Назревает буря дерьма! Алисия отправила моему отцу валентинку, и Джорджия ее только что открыла. Ее еще никто не читал. Не знаю, что, черт возьми, делать».
Я ответила: «Сожги».
Он сказал: «Не могу. Отец знает, что она здесь. Я собираюсь вызвать его на разговор».
Он прислал мне фотку текста на открытке. Там говорилось:
«Я не могу больше ждать. Я умираю. Оставь ее сейчас, или я убью себя».
Я подумала: Господи, какая актриса! И еще: как этих людей берут на работу, на которой им разрешено копаться в детских головах?
Я ответила Джошу: «Ничего не делай. Просто подожди».
«Нет, – ответил он. – Пора».
Мое сердце забилось быстрее. Меня даже странным образом замутило, как будто в опасности оказалась моя семья, а не чья-то еще.
После этого я не получала ответа от Джоша несколько часов. На улице было холодно и сыро, моросил мелкий дождь, и я подумала, что не горю желанием спать сегодня ночью на улице, поэтому я надела свои теплые спортивные штаны, съела разогретую в микроволновке лазанью и посмотрела по телевизору «Влюбленного Шекспира». Аарон вернулся около одиннадцати, и мы какое-то время поболтали. А потом от Джоша пришло сообщение: «Она здесь! Алисия здесь! В нашем доме! Она совсем сбрендила! Ты можешь прийти?»
– Я забегу на минутку к подружке, – крикнула я Аарону в кухню.
– К какой подружке? – крикнул он в ответ.
– Из школы. Живет в Хэмпстеде. Я скоро вернусь, хорошо?
Я была у дома Роана примерно в одиннадцать пятнадцать. Вокруг как будто тихо. Я написала Джошу: «Я на улице. Что там у вас?»
«Думаю, я избавился от нее», – ответил он.
«А что твои родители?»
«Их нет», – ответил он.
Я написала: «Я буду следить».
Я завернула за угол и уселась на стену. Все было тихо. Минут через пятнадцать я увидела, как Роан и его жена вернулись домой. Они, похоже, были навеселе, вполне довольны и держались за руки. Затем на какое-то время снова стало тихо.
Я написала Джошу: «Думаю, она ушла домой. Здесь ее нет. Подожду до полуночи, хорошо?»
Он ответил: «Ты лучшая».
Я ответила смайликом с веселой улыбкой и вторым, с медалью.
Прошло еще пятнадцать минут. Мимо, держась за руки, прошла какая-то парочка. В другой руке женщина держала розу. Потом прошел мужчина с маленькой белой собачкой. Затем прошла женщина, уткнувшаяся в свой телефон.
А затем я периферийным зрением уловила какое-то движение. Прямо перед входной дверью Роана стояла женщина. В руке у нее был телефон. Она повернулась вполоборота, и я увидела, что это Алисия.
Я перешла улицу и оказалась у дома Роана.
– Алисия! – шепотом позвала я ее. Она повернулась и посмотрела на меня. Мне было видно, что она заплакана и пьяна.
– Да? – откликнулась она.
– Что бы вы ни задумали, не делайте этого. Ладно? – сказала я.
– Я тебя знаю? – спросила она.
– Раньше я была пациенткой в Портман-центре. Я знаю Роана. И я знаю, чем вы с Роаном занимались.
– Это не твое дело, – огрызнулась она.
– Верно, – согласилась я. – Не мое. Но Джош – мой друг. Если вы сделаете то, о чем думаете, вы разрушите его жизнь.
Она отвернулась от меня и снова пошла к двери.
– Не делайте этого, Алисия, – сказала я. – Пожалуйста!
Затем я услышала шаги, доносившиеся с другой стороны улицы. Я повернулась и увидела, что к нам идет какой-то мужчина. Он шел, немного покачиваясь. Шаркал ногами. Когда он подошел ближе, я увидела, что это Клайв. Или Оуэн. Или как там его звали. Я снова посмотрела на Алисию. Я сложила на груди руки. Я в упор посмотрела на нее.
– Пожалуйста, Алисия, идите домой!
Как только я это сказала, дверь открылась, и появился Роан. Я метнулась к другой стороне садовой калитки, чтобы меня не было видно. Я слышала, как Алисия сказала что-то вроде:
– Ты не можешь так поступить со мной, Роан.
Затем ее голос стал еле слышен, как будто кто-то зажал ей рот рукой, а потом я увидела, как Роан выталкивает ее из своего палисадника на улицу. Я хотела посмотреть, что происходит, но с того места, где я стояла, мне ничего не было видно. Я повернулась и увидела чувака по имени Клайв, или Оуэн, или как его там, он стоял возле своего дома и смотрел на происходящую драму. Я бросилась к нему.
– Клайв, – сказала я, – мне нужна твоя помощь. Подсади меня на эту крышу. Быстрее.
И, благослови его Бог, он сделал то, о чем я его просила, и поднял меня туда. И тогда я все смогла увидеть.
Я достала телефон и все записала. Алисия совсем обезумела. Она била Роана, а он не сопротивлялся. Она говорила всякую чушь о том, что она собирается убить себя, и это будет его вина, а он просто продолжал хватать ее за запястья и повторял: «Тише, тише, прошу тебя, пожалуйста, Алисия, тише. Пожалуйста. Боже». Мне было видно: Роана больше заботило, что его жена все узнает, чем покончит с собой Алисия или нет. А она кричала все громче и громче, и я видела, как он рукой зажал ей рот. Я видела, как она укусила его за руку, и видела, как он ударил ее. Она попыталась дать ему пощечину, но он схватил ее за руки и с силой оттолкнул от себя, она упала. Мои руки дрожали. Это было ужасно. Все равно что наблюдать за животными.
