– Тебе больно? – Склоняется Сара над Ульриком.
Они оба мокрые после дождя, и на их одежде множатся кровавые разводы. Я же падаю на колени перед Бьорном.
– Эй… – трогаю его лицо, глажу щеки.
Никакой реакции.
В его груди зияет дыра. В гуще крови не видно сердца, но оно там. И оно не бьется. Осознание этого бьет под дых. Я начинаю задыхаться, а в ушах звенит.
– Он дышит? – Подползает ко мне Сара.
Со второго этажа доносится выстрел и звук разбитого стекла. Что-то гулко ударяется о землю снаружи дома.
– Не… не знаю… – Мне начинает казаться, что земля остановилась, а затем начала вращение в другую сторону. – Бьорн! Бьорн!
Я тормошу его за плечи и мысленно умоляю посмотреть мне в глаза. Но его веки закрыты, а лицо с глубокими порезами на щеке выглядит безмятежным. Он словно спит, укрыв плечи покрывалом из влажных, светлых волос.
– Пульс есть? – Улле тоже рядом.
Он берет запястье друга и зажимает пальцами. Его руки дрожат. Парень хмурится. А когда в его взгляде прорывает плотину из отчаяния, у меня не получается удержаться от слез.
– Нет, нет… – Я падаю Бьорну на грудь, не боясь перепачкаться кровью. – Бьо-о-орн!
– Мне очень жаль, – тихо говорит Сара.
Глава 18
– Господи, – Ульрик прислоняется к стене и закрывает глаза.
Его колотит.
– Бьорн! – Стону я.
Будто многократное повторение имени может вернуть его к жизни.
С улицы доносятся шум и крики, повторяются выстрелы.
– Что теперь будет… – Бормочет Улле, закрывая лицо руками. – Что…
– Он проснется вампиром, и его убьют. – Отвечает Сара отстраненно. – Или разорвут на части и похоронят, чтобы он уже никогда не проснулся.
– Нет, я не могу тебя потерять. – Беспомощно всхлипываю я. – Не могу.
И начинаю снова трясти его за плечи и умолять открыть глаза. Меня охватывает неукротимый страх, пожирающий все вокруг. Я смотрю на дыру в груди того, кого люблю, и понимаю, что такое вырвать сердце почти буквально – мое остановилось в тот же момент, когда остановилось и его.
Это конец.
Несмотря на очевидное, все же наклоняюсь ниже в надежде услышать его дыхание.
Тишина.
Слезы срываются с ресниц, обжигая щеки.
– Есть выход… – Говорит подруга.
Я поднимаю взгляд, и она неуверенно поджимает губы.
– Какой?
– Ты знаешь. – Вздохнув, сообщает она.
– Какой?! – Я уцепляюсь за эти слова, словно утопающий за спасательный круг.
– Он – жизнь, несущая смерть. А ты – смерть, способная даровать жизнь. – Сара оборачивается к застывшему в изумлении Ульрику. – Принеси-ка нож.
– Что? Зачем? – Его лицо вытягивается.
– Неси, я сказала. – А едва он встает и отправляется в кухню, она поднимает на меня взгляд. – Не могу объяснить, почему мне так кажется, но я будто знаю, что это сработает, и все. Откуда-то изнутри.
– Видение? Предчувствие? Ощущение?
– Не спрашивай. – Бросает она, придвигаясь к дхампири. Оглядывает его безжизненное тело, дыру в груди, затем для верности еще раз проверяет наличие пульса – на этот раз приложив пальцы к шее. Будто кто-то способен выжить, если его сердце раздавлено когтистой звериной лапой. – Мне часто мерещится всякая чушь.
– Что ты придумала?
– Кое-что сверхъестественное и… опасное.
– Разве мы не должны знать наверняка, что оно сработает?
– А у нас есть выбор? – Сара хмурится.
Теперь ее руки тоже в его крови.
– Такой пойдет? – Спрашивает Ульрик, примчавшись из кухни и опустившись на пол рядом с нами.
Он бледен, как мел, в его руке столовый нож.
– Пойдет. – Тихо отвечает цыганка, разглядывая лезвие.
А затем берет нож в руку.
– Так его можно спасти? – Улле всего трясет.
Я смотрю на них сквозь пелену из слез. На улице затихают звуки, шаги и голоса отдаляются. Похоже, братья Хельвины ударились в преследование хульдры.
– Уверена, его папочка не посчитал бы это спасением. – Морщится Сара, глядя на Бьорна.
– Так что мы сделаем? – Спрашиваю я.
Беру руку Бьорна и крепко сжимаю. Никакой реакции, и это лишает меня последних сил. Я больно стискиваю челюсти.
– Ты ведь врожденный оборотень, а не обратимый… – Сара взволнованно облизывает губы. – Никто тебя не обращал.
Видно, что ей тоже тяжело терпеть боль. Ее лицо белее мела.
– Кто оборотень? – Ульрик перехватывает ее взгляд, направленный на меня.
– Ты уже родилась оборотнем, а значит…
– Почему ты говоришь, что Нея – оборотень? – Не унимается он.
– Тш-ш! – Взмахивает рукой подруга.
– Но разве… – Мое дыхание обрывается.
Я поворачиваюсь и уставляюсь на безмятежное лицо Бьорна.
– Это единственный выход, Нея. – Шепчет Сара, наклоняясь. – Проснуться кровососом они ему не дадут, так что ты видишь Бьорна в последний раз. Либо… – Она протягивает руку ладонью вверх.
– И что с ним будет? – Едва слышно произношу я.
– Ему не понравится то, что будет с ним происходить. – Ледяным тоном выдает цыганка. – Но он будет жив. Надеюсь.
Я перевожу взгляд на Сару. Сглатываю.
«Жив» – это слово пульсом бьется в моих висках.
– Да о чем речь?! – Не выдерживает Улле.
Он смотрит то на нее, то на меня, то на нож.
– Но Хельвины узнают обо мне правду, если это сделать. – Всхлипываю я.
А сама уже протягиваю руку Саре.
– Они убьют тебя. Это совершенно точно. – Кивает подруга, поднося нож к моей ладони. – А значит… Тебе придется бежать.
Но Бьорн будет жить. Даже если никогда не простит.
Он. Будет. Жить.
– Бежать. – Киваю я.
Ничего. Убегу. Если они найдут и убьют меня, значит, такова судьба.
Я затаиваю дыхание, и все звуки вокруг зловеще стихают.
Здесь только мы, четверо: испустивший дух Бьорн и трое склонившихся над ним друзей.
– Его сердце уже не бьется. – Напоминает Сара. – Поэтому тебе придется отдать ему частичку своей души.
– У всего есть своя цена. – Соглашаюсь я.
И в следующее мгновение лезвие ножа глубоко впивается и рассекает кожу на моей ладони. Я сжимаю зубы от боли.
