– Уже почти затянулось. – Хрипло говорю я.
Но она качает головой. Рана достаточно глубокая – Сара резанула меня от души.
– Может попасть грязь, давай, обработаем. – Нежно говорит она.
Ей около сорока. Длинная темная коса, воинственная походка, мужская рубаха, грубые джинсы, ковбойские сапоги. Женщина, что не желает представляться, очень похожа на одиночку: у нее печальные серые глаза, а в доме не видно фотографий родных или детей.
– Спасибо. – Кротко отвечаю я.
И слежу за ее движениями, когда она обрабатывает мою рану антисептиком и накладывает пластырь.
– Вот так. – Она позволяет себе скупую улыбку. – Так куда ты направляешься?
– На юг. – Решаю не распространяться я.
– В километре отсюда станция, по утрам ходит автобус.
– Спасибо. – Опускаю взгляд.
Денег на билет у меня все равно нет.
– Могу тебя до нее подвезти.
– Я сама дойду. – Спешно отвечаю я. – Но спасибо.
– Как пожелаешь. – Она встает. – Ванная комната там, одежду я сложила на диване, постельное тоже.
– Благодарю.
После душа я расчесываю волосы пальцами и заплетаю косу. Зацепляю ее найденной на полке детской цветной резинкой: надеюсь, хозяйка сильно не рассердится. Одежда, которую она оставила, оказывается мне в пору. Забавная девчачья рубашка в розовую клетку, кроп-топ и льняные брюки цвета хаки. Этот комплект подчеркивает мою юность и беззаботность (если бы они у меня были).
Вечер я провожу на заднем дворе, сидя на качели и глядя на тлеющее на горизонте солнце. Нужно направить куда-то оставшиеся силы. Если не буду убивать, начну угасать. А убивать я не буду. Значит, времени у меня осталось не так уж много.
Когда темнеет, пёс провожает меня в дом. Идя по коридору, я замечаю табличку на одной из дверей: «Алис». Резные розовые буквы – точно заголовок из журнала для девочек-подростков.
Я так и не решаюсь войти без спроса. Возможно, на мне одежда этой самой Алис. Вряд ли, женщина без имени скажет мне, кем она ей приходится, и куда подевалась. Да и не мое это дело.
Я иду в гостиную и стелю себе на диване. Ханси укладывается рядом на пол. Встаю, чтобы взять со столика наручные часы – у них разноцветный пластмассовый корпус и электронное табло с таймером и будильником.
– Не кипятись, – прошу собаку, – я не собираюсь их воровать. Вот, смотри, кладу рядом с подушкой, чтобы смотреть на них ночью.
И только после этих слов Ханси кладет голову на лапы и закрывает глаза.
Я устраиваюсь на диване в позу йога и задумываюсь: не будет ли наглостью с моей стороны попросить у хозяйки дома еще и кроссовки? Идти пешком до Моненфлода в резиновых сапогах будет проблематично.
И не замечаю, как ко мне подкрадывается сон.
Глава 22
Белый олень стоит, не шевелясь. Лишь подрагивает одно ухо – он прислушивается. Тишина леса его настораживает, пугает, животное чувствует таящуюся среди кустов опасность. Понимает, что нужно бежать, но уже поздно – зверь оказывается быстрее: шипя, вытягивается в струну и наскакивает сверху.
Редкая сухая листва вихрем поднимается в воздух, и олень под тяжестью мохнатого охотника падает на едва прогретую весенним солнцем траву. Он оглушен, пытается сопротивляться, но силы не равны. Его молодое тело подрагивает, глаза блестят, запоминая лес, а затем закрываются.
Я проваливаюсь куда-то, а затем оказываюсь в том же лесу. Наблюдаю за этим словно со стороны. Так и есть: я – немой свидетель, пролистывающий картинки чужой хроники. Кто-то позволяет мне смотреть, и я смотрю.
Дым стелется над черными верхушками деревьев. Посреди поляны вьется костер. Капля крови падает в котелок, и бурлящее варево заходится шипением. Пахнет тлеющей хвоей, прелой травой и жженой костью.
– Это точно поможет? – Спрашивает темноволосая девушка, сидящая на коленях и держащаяся за живот. Она полностью обнажена и изнемогает от подступающих схваток. – Это спасет моего ребенка?
По ее лицу градом катится пот.
Другая девушка надевает ей на голову корону из оленьих рогов с повязанными на них длинными красными шелковыми лентами.
– И тебя, и ребенка, Карин. – Обещает она. Окунает в котелок гладкую длинную палочку, похожую на школьную указку, слегка дует на нее, а затем встает перед подругой на колени. – Я не позволю ему лишить тебя жизни.
Затем просит ее вытянуть руки и повернуть ладонями вверх. А потом прижигает горячим варевом запястья роженицы, выводит на коже странные рисунки.
– Больно! – Дергается обнаженная.
Налитая грудь колыхается, живот сводит напряжением. Женщина пытается подняться, но светловолосая удерживает ее на месте:
– Потерпи еще немного. – Отбрасывает палку. – Или хочешь умереть?
– Нет! – Лицо беременной перекашивается от боли.
– Я есть земля! – Громко кричит светловолосая, помогая подруге удержать на голове корону из рогов. Вздымает взор к серебристому диску луны в темном небосклоне. – Я есть трава! – Впивается пальцами в виски темноволосой. – Я есть лес! Я – природа и олицетворение ее могущества!
А затем опускает пальцы в миску с кровью и рисует на лбу роженицы какие-то знаки. Поднимается на ноги и начинает петь. Кричит, визжит, хохочет – эти действия больше похожи на беснования. Костер разгорается все больше, языки пламени трещат и подскакивают выше.
– Я умираю! – Кричит темноволосая, падая на землю. Рога валятся под куст. – Умираю! – Выдирает пальцами траву из земли. – Умоляю, помоги мне, помоги! Ингрии-и-ид! Помоги!
А та носится вокруг костра, выкрикивая пугающие звуки. Ее голос поднимается над поляной и разносится по всему лесу, заставляя разбегаться животных и улетать насекомых.
– Помоги мне, Ингрид! – Плачет женщина, подтягивая ноги к тугому животу.
– Кричи: «Помоги мне, Великая Сила!» – велит та.
– Помоги мне, Великая Сила, – рычит роженица, утыкаясь лицом в прохладную траву. – Помоги!
Светловолосая, полностью обнажившись, поджигает пучки с травой, перевязанные черной тесьмой. Опускается на колени перед подругой и начинает что-то шептать: быстрее, громче, еще громче – ее заклинания переходят в бессвязные выкрики.
– Что со мной? – Стонет та испуганно.
Ночной воздух наполнен дымом костра и огненными всполохами, она больше не чувствует ничего, кроме боли.
– Ложись на спину, – приказывает светловолосая.
– Что со мной, Ингрид? – Хнычет роженица.
Все тело сводит потугами.
– Тебе выпала большая часть, Карин. – Торжественно провозглашает Ингрид, устраиваясь меж ее разведенных ног. Растирает в руках пепел догоревшей травы и кладет ладони на ее живот. – Сегодня ты подаришь жизнь особенному существу. Твое дитя обретет силу, которая изменит мир.
