– О чем ты? – Рычит сквозь сомкнутые зубы Карин.
– Тужься, дорогая, уже пора.
Сизый дым окутывает поляну, стелется по траве и поглощает резкий детский крик, разорвавший тишину.
– Нея! – Женщина треплет девочку за плечи. – Нея, проснись!
Ребенок стоит посреди кухни – босой, в ночной пижаме. Сонно трет глаза.
– Ты опять ходила во сне, – мать прижимает ее к груди. – Тебе что-то снилось?
– Мне снился Дольфус. – Бормочет девочка, зевая.
Женщина берет ее на руки.
– Просто ты переживаешь за него, милая. Дольфус уже стар, и потому часто болеет.
– Он шипел в моем сне, мама.
– Идем, почитаю тебе. – Целует ее мать.
Приносит в спальню, кладет на кровать, берет книжку Линдгрен, садится рядом и читает, пока дочь не закрывает глаза. Выключив свет, женщина выходит в коридор и подходит к лежанке кота.
– Эй, Дольфус, ты в порядке? – Склоняется она над ним.
Проводит рукой по спинке и вдруг понимает: кот уже не дышит, смерть забрала его.
– С ней что-то не то, Ингрид. – Настаивает она.
– Выпей чаю и успокойся. – Предлагает подруга, придвигая чашку.
– Иногда мне снится, что она стоит у моей кровати и долго смотрит на меня. А когда просыпаюсь, никого рядом нет!
– И что тебя пугает?
Женщина встает и упирает руки в бока.
– Это не мой ребенок, Ингрид, это кто-то другой. Я чувствую тьму внутри нее! И я ее боюсь!
– Нея – замечательная девочка. Ты только посмотри. – Она оборачивается к окну и бросает взгляд на игровую площадку. – Разве не чудо? А Асмунд хотел, чтобы ты избавилась от нее…
Ребенок надрывается.
Что это? Где это? Я оказываюсь в маленькой комнате.
И вдруг распахивается дверь. Мгновенно сориентировавшись, Ингрид бросается на подругу.
– Нет! Дай мне это сделать! – Визжит Карин.
Но та хватает ее за руку, а затем валит на пол. Схватка продолжается недолго, но ребенок успевает отбежать и спрятаться в уголке. На ее футболке в области груди расплывается маленькое красное пятнышко. Она хлопает глазами, с ужасом глядя на отлетевший в сторону и упавший на пол окровавленный нож.
– Ингрид! – Орет Карин.
Но тут же получает знатную оплеуху. Ее голова отлетает назад и возвращается.
– Она хотела меня убить! – Ошалело бормочет Карин. Переводит взгляд на девочку, забившуюся среди коробок с вещами, и ее глаза сужаются. – Она приходит во сне, чтобы убить меня! – Тычет пальцем в ребенка и снова начинает вопить: – Она – зло! Зло!
Ингрид встает, подбирает нож и выставляет перед собой лезвием вперед.
– Я вынуждена позвонить в полицию, Карин. – Произносит, тяжело дыша. – Прости. Так будет лучше для всех.
Светлая гостиная.
– Тебе нравится? – Улыбается Ингрид. – Мы будем здесь жить.
– А мама? – Девочка поднимает на нее полный грусти взгляд.
Женщина достает из кармана кулон на серебряной цепочке, вешает ей на шею и застегивает.
– А мама вернется, когда ей станет лучше. – Затем сажает ребенка на высокий стул, достает расческу, распускает ей волосы и расчесывает их. – Больше никаких косичек, они только сдерживают твою силу.
– Мама говорит, прическа должна быть опрятной. – Раздумывает девочка. – Хорошие девочки заплетают красивые косы.
– Мама тебя совсем не знает, детка. – Улыбается женщина, водя гребнем сверху вниз, сверху вниз. – А тетя Ингрид знает.
Воспоминание растворяется.
Теперь я в лесу.
Туман меж сосен густеет и шевелится. Опасность становится практически осязаемой: ощущается в дыхании ветра, в прохладе, в шуме ветвей и серой грязи под ногами, испещренной отпечатками крупных лап.
Я делаю шаг, и что-то за деревом сопит и щелкает. Что-то хрустит сухими ветками и листвой. А затем отделяется тенью и выходит под первые рассветные лучи.
Это Ингрид. В том же одеянии, в каком была прошлой ночью. Только ткань местами разодрана и покрыта бурыми разводами. Ее волосы вываляны в грязи и висят сосульками, на плече рваная рана. Сейчас она в человеческом обличье, но из-под юбки, точно змея перед броском, взвивается длинный хвост.
Ее удивительная красота, пленявшая всех мужчин без разбора, теперь выглядит отталкивающе.
– Видишь, что ты наделала? – Говорит она, двигаясь плавно меж деревьев и касаясь изящными пальцами стволов. – Обрекла меня на боль и скитания. – Поворачивается ко мне раненым плечом, давая подробнее рассмотреть повреждения. – Но я прощу тебе, Нея, твою неблагодарность. – Ее лицо озаряется нежной, снисходительной улыбкой. – Ты не виновата в том, что унаследовала куриные мозги своей матери, так? Это не твоя вина. – Качает головой. – Да и мне следовало быть с тобой откровенной с самого первого дня. Так мы избежали бы ненужных недоразумений.
– Ты так это называешь? – Не узнаю я свой осипший голос. – Недоразумения?
Ингрид ступает босыми ногами по траве, ставит ноги в одну линию, медленно склоняет голову, ловким движением откидывает волосы. С такой грациозностью двигаются танцовщицы балета, а не хладнокровные убийцы.
– Давай все исправим, Нея. – Сладко напевает она. Ее голос звучит мелодично, напевно, точно переливы десятков колокольчиков. – Теперь они охотятся за нами обеими – самое время объединиться против врага. – Карие глаза вспыхивают. – Я ведь твоя любимая тетушка, помнишь?
Да. А еще ты лишила жизни того, кто мне был очень дорог.
– Я пришла, чтобы убить тебя, Ингрид. – Решительно и твердо сообщаю я. – Ты сама создала меня для этого. Помнишь?
Мои кулаки сжимаются. Не терпится вонзить пальцы в ее горло.
– Неужели, ты думала, что я, создавшая тебя, не смогу от тебя защититься? – Спрашивает она, прокручивая перстень на пальце. И вдруг разражается диким смехом. – Глупая девчонка! – Закатывает глаза, продолжая хохотать. – Ты никогда не найдешь меня! И никогда не сможешь причинить мне вред!
Довольно с меня ее самовлюбленной рожи!
– Разве? – Ухмыляюсь я.
И прежде, чем броситься вперед, ловлю в ее глазах испуг. А затем срываюсь с места, кидаюсь на нее, вцепляюсь руками в шею и…
В ошеломлении обнаруживаю себя лежащей на мокрой от росы траве. Вскакиваю на ноги и оглядываюсь вокруг. Никого. Но где-то по лесу еще разносится эхом ее смех.
– Ингрид! – Ору я, распаляясь от злости. – Ингрид!
Мой крик взмывает к верхушкам деревьев, листва начинает шелестеть, и тут я просыпаюсь. Вся в поту, на подушке, заляпанной слюной, а в лицо мне тычется носом Ханси.
