– Кайя возвращалась из школы. – Говорит Бьорн, обходя кровать и опускаясь на корточки. – Мы должны были собраться в тот день на празднование дедушкиного семидесятилетия. В доме были дядя и я, а отец задерживался на службе. Когда из рощи раздался крик дедушки, мы бросились ему на помощь. Дед отвлек кровососа от Кайи, но погиб. Вступив в схватку, я получил удар, – он указывает на шрам на шее, – а Асмунд гнал вампира до самой границы округа, где убил и похоронил. Его могила на местном кладбище давно пуста.
– Твой дедушка был в хорошей физической форме?
– Почему ты спрашиваешь? – Внимательно смотрит он на меня.
– Мне кажется, вампир был не один. Ингрид могла быть с ним. Точно также как с драугом – заманивала невинных жертв в лес, а он набирал силу, питаясь ими.
– Она подняла Арвида Линдстрема из могилы сразу после его смерти, поэтому он обратился в вампира. – Бьорн гладит руку сестры. – Его брат, Юнас Линдстрем, пролежал в земле дольше, потому и обратился в драуга. Сколько еще в Реннвинде почивших людей, обладавших магическими силами при жизни?
– Думаешь, она начнет собирать армию? – Хмурится Асмунд.
– Думаю, живым тоже стоит опасаться. – Замечает начальник полиции. – Если темных колдунов и магов она сможет перетянуть на свою сторону уговорами, то таких, как Анна, ей придется сначала убить, а затем обратить и подчинить себе.
– И что нам делать? – Поднимает взгляд Бьорн.
– Быть начеку. А лучше попытаться разыскать ее самим.
– Ингрид блокирует мои попытки проникнуть в ее сновидения, – вмешиваюсь я. – Когда я думаю о ней, то вижу во сне лишь лес, но вечно там прятаться она не будет – в любом случае, скоро вернется и выйдет к людям.
– Нам нужно быть готовыми.
Глава 39
– Теперь мне уже не кажется, что я хочу спать. – Мои пальцы сжимаются на ладони Бьорна, когда мы входим в здание церкви. – Даже не зеваю.
Мой голос отталкивается от стен и возносится к высокому потолку. Здесь пусто, величественно и на удивление мрачно, но мои ноги идут, а легкие свободно дышат, и даже вид крестов на стенах не заставляет рычать, как в фильмах про изгнание дьявола. Пока я бодрствую, церковь влияет на меня не сильнее, чем на любого другого человека. То есть, никак.
– Ты просто напряжена. – Успокаивает меня Бьорн. – Сейчас приляжешь, и сон сам придет.
Асмунд входит в церковь последним. От меня не укрывается взгляд брошенный им на наши сплетенные с Бьорном руки, поэтому я неловко высвобождаюсь.
– С чего начнем?
– Тебе будет лучше лежа, или мне принести кресло из своего кабинета? Оно удобное.
– Предлагаете мне лечь на скамью или на пол у алтаря? – Улыбаюсь я. – Лучше несите кресло.
Асмунд удаляется в смежное помещение, а я продолжаю обследовать общий зал для прихожан. Здесь все ровно такое, каким я видела во сне: каменные стены, колонны, деревянный крест у алтаря и большая люстра, свисающая с потолка на цепи. Простенько, скромно, но при этом как-то одухотворенно – это ощущение обычно называют «душа отдыхает», но моя, кажется, тревожно забилась в самый дальний уголок тела.
– Тебя знобит? – Бьорн проводит руками по моим предплечьям.
У меня вся кожа в мурашках. Да, черт подери, мне так страшно и жутко, что колотит всю.
– Просто не по себе. – Отвечаю вслух.
– Не волнуйся, я буду рядом во время всего процесса. Сначала мы поставим таймер на пять минут, посмотрим, что из этого получится, а затем, если нужно, повторим. Хорошо?
– Угу. – Пытаясь побороть волнение, я медленно вдыхаю и выдыхаю.
– Мой отец не пытается тебя убить, это уже хорошо. – Замечает Хельвин.
Я поднимаю на него взгляд.
– И как же ты его убедил?
– Пообещал, что сам разберусь с тобой, если твое проклятье выйдет из-под контроля.
– Ох… Серьезно?
Бьорн разводит руками.
– Мы ведь выиграли время, разве нет?
Шутливо ударяю его в живот. Тот такой твердый, что моя ладонь отскакивает, как от туго натянутой тетивы.
– Я буду рада, если меня убьешь ты, а не кто-то другой. – Говорю честно.
– Подойдет? – В зале появляется Асмунд с тяжелым креслом наперевес. – Осталось постелить на него плед, положить подушку, и… – Он ставит его у алтаря, приносит все необходимое, раскладывает, – готово. Прошу!
– Что, прямо тут? – Усаживаюсь, недоверчиво глядя на свечи, которые зажигает пастор.
– Здесь лучшее место, поверь. – Вдохновенно уверяет он.
– Я все еще не понимаю, действует на меня ваш дар убеждения, или нет. – Бормочу, устраиваясь в кресле удобнее и откидывая голову. – Если да, то я могла бы быть самым послушным ребенком в мире. Доедала бы кашу до конца, прилежно относилась к учебе и гуляла бы с мальчиками допоздна.
– На меня его дар не действует, у меня иммунитет. – Говорит Бьорн, укрывая меня вторым пледом.
– Значит, у меня тоже. – Отзываюсь я, натягивая плед до самых ушей.
– Ну, как? – Спрашивает Асмунд.
– Мне казалось, я отключусь, как только закрою глаза. Но вот закрываю их, и ничего не происходит.
– Тебе нужно расслабиться. – Слышится как сквозь вату голос Бьорна. – Я начну отсчет, как только ты уснешь.
– Сейчас она согреется, и все получится. – Говорит Асмунд.
Я ерзаю, а затем укладываю голову набок.
Тепло, хорошо, удобно, но сон никак не идет. Нужно думать про несчастную девушку, закованную в цепях сна. Нужно думать про нее. Думать, думать.
– Кайя никогда не разговаривала, – сообщает Бьорн, касаясь рукой моей ладони, – но мы понимали друг друга буквально без слов. Иногда мне казалось, что она читает мои мысли, а иногда, что я читаю ее. Мне так ее не хватает, Нея.
Асмунд читает молитву. Ну, точно. Вот он что-то шепчет себе под нос. Его голос идет фоном голосу Бьорна.
– Отец обучал меня обращению с холодным и огнестрельным оружием, а Кайе не позволял ходить за нами в лес. Но ей было интересно, и я всегда знал, где она прячется, чтобы подсматривать за нами. Однажды, когда мы гуляли вдвоем по арочному мосту у реки…
Красный снег. Черное солнце.
Что?.. Что это?
Я понимаю не сразу: мы в роще. Воздух такой холодный, что жжет легкие. На небо всходит луна, и ее очертания темнеют на фоне верхушек деревьев. Красное на снегу – это кровь. У моих ног лежит тело мужчины с разорванным горлом, его взгляд застыл, точно разбитое стекло. Голубые глаза. Голубые. В них медленно растворяются желтые всполохи.
Каркает ворон, и я оборачиваюсь.
Хрупкая светловолосая девушка в красном пальто беззвучно рыдает, обхватив пальцами окровавленную шею. Она оседает все ниже и ниже. Склонившись над ней, стоит бледный черноволосый мужчина в синем костюме: все его лицо в крови, тыльной стороной ладони он утирает губы.