Машина тормозит возле одной из развалин, что была когда-то хозяйственной постройкой, и мы все спешно выбираемся наружу.
– Что это? Ты живешь здесь? – Ульрик выглядит слегка ошарашенным. – Серьезно?
Он вертит головой из стороны в сторону, не веря глазам. Оказавшись здесь впервые, я, кажется, реагировала подобным же образом.
– Да, – бросает в него гордый взгляд Сара, – вон там мой навороченный таунхаус, там – двухэтажная парковка, а там – наш бассейн и коктейльный бар!
Она подбирает в руки подол школьной юбки и бросается в сторону дома по высокой траве. Метнув в друга осуждающий взгляд, Бьорн спешит за ней – девушку теперь ни на секунду нельзя оставлять одну.
Несмотря на облачность, повсюду стрекочут цикады. Я обхожу заросли прострела широколистного, которого по иронии судьбы зовут сон-травой, ступаю на узкую тропинку и замечаю, что мои школьные оксфорды уже порядочно запылились.
– Ты тоже считаешь меня говнюком? – Обогнув кусты с другой стороны, ко мне на тропинку шагает Улле.
Я поднимаю на него взгляд.
– Ну… Ты не особо мне нравишься, скажем так.
Обхожу его, отряхиваю подол юбки от пыльцы и бросаюсь вдогонку за Сарой и Бьорном.
– И когда я успел стать таким уродом? – Вздыхает парень.
Очевидно, этот его вопрос обращен к себе самому.
– Я просто не люблю тех, кто огорчает моих близких людей. – Сухо поясняю я.
– Так Сара огорчается из-за меня? – Ульрик старается не отставать.
– Я видела, как она плакала. – Говорю через плечо. – Возможно, вам стоит держаться друг от друга подальше. Ты… не подходишь ей.
– Почему? – Едва не запинается он. – Черт подери местные буераки! Мои кроссовки!
– Вот поэтому. – Хмыкаю я, оборачиваясь. – Ты для нее всегда останешься чистюлей из богатого района, а она для тебя – девушкой из трейлера. Разве нет?
– Да я вообще не такой! – Морщится Улле, обгоняя меня. – Вы что, с ней сговорились?
Но, похоже, он и сам себе не верит: его выдает смущенный взгляд, который он бросает на жилище своей девушки, остановившись и почесав затылок.
– В любом случае, нам нужно сейчас думать о том, как ее спасти. – Замечаю я. – А не о твоих загаженных кроссовках.
Парень перехватывает мой взгляд и видит, что стоит прямо в середине грязной лужи.
– Твою же мать…
– Поторопись, – машу ему рукой и ускоряю шаг.
Через минуту мы вчетвером уже стоим посреди кучи хлама и сломанной мебели, раскиданной перед трейлером.
– Разве это не скамейка из парка? – Хмурится Бьорн.
– Забудь, что ты сын полицейского, – говорю я, – и представь, что она просто похожа на скамью из парка.
– Ладно, мне-то какое дело. – Усмехается он.
– Твой отец бывал здесь не раз. – Говорит ему Сара. – Мама сказала, что скамейка пришла сюда сама, и этот ответ его удовлетворил.
Даже в момент острой опасности она не может не язвить.
– Ну, что идем? – Кивает Бьорн на трейлер.
Сара косится на Ульрика, который брезгливо отряхивает школьные брюки от налипшей на них паутины.
– Конечно.
И в следующий момент дверь распахивается: на пороге появляется Анна. На цыганке вместо привычных мятых шаровар строгие узкие брюки и желтая блуза с вышивкой, но что в ее образе остается неизменным, так это сигарета: выдохнув дым, женщина отшвыривает окурок в сторону и оглядывает нас с недовольством.
– Почему не в школе? – Гремит ее голос, едва взгляд натыкается на дочь.
– Кое-что произошло, мама. – Отвечает Сара.
Мы выстраиваемся перед Анной в шеренгу, чувствуя себя сопливыми детьми. Даже могучий Бьорн, выказывая уважение к оракулу, смиренно опускает глаза. Это что-то новенькое – я никогда не видела его таким… почтительным.
– Хм… – Цыганка оглядывает нас по очереди, затем ее взгляд возвращается на Сару. – Хм… Быстро в дом! Все!
Она распахивает дверь шире, ныряет в трейлер, и мы, пропустив Сару вперед, бросаемся следом.
– Теперь понятно, зачем меня потянуло к картам. – Бурчит под нос Анна, подходя к столику, на котором рядом с красной шкатулкой разложены Таро, и молниеносно собирает их.
Ульрик входит последним и закрывает за нами дверь. Он с интересом оглядывает помещение, внимательно изучает ковры, пледы, амулеты, развешанные над потолком, и пепельницу, полную окурков.
– Ты. – Цыганка подходит к Бьорну. – Выбери одну.
Звеня браслетами, протягивает ему колоду.
Хельвин не задает вопросов. Медленно потянув носом воздух, наполненный ароматами благовоний, он расправляет плечи и тянет карту. Затем переворачивает ее и предъявляет Анне, словно удостоверение личности.
«Воин» – начертано на ней.
Я успеваю заметить рыцаря в доспехах и с мечом прежде, чем карта ныряет обратно в колоду.
– Хельвин, – догадывается Анна, глядя на него снизу вверх. – Кто же еще. – Бормочет она, пробегая глазами по его статной фигуре и мощным плечам.
Бьорн с почтением ей кивает.
– Твоя очередь. – Мрачнеет женщина, обращаясь к переминающемуся с ноги на ногу Ульрику.
Протягивает ему карты.
– Я должен выбрать? – Прокашливается парень.
– Не тупи. – Рычит на него Сара.
– Ну, ладно. – Улыбнувшись, он пожимает плечами. – Раз такое правило… Вообще-то, я мог бы представиться и сам.
– Тяни. – Басит Анна.
– Хорошо-хорошо. – Лицо Ульрика становится серьезным.
Он тянет карту и медленно переворачивает.
Сара, увидев картинку, моментально краснеет, Бьорн тактично прочищает горло и бросает короткий взгляд на друга, а Улле, стушевавшись, возносит взор к потолку – будто именно там описано толкование этой карты.
– Что там? – Интересуюсь я.
Мне видна только рубашка, поэтому я встаю на цыпочки, чтобы увидеть лицо карты. «Любовники» – красуется надпись на обороте, а над ней красочно слились в страстном поцелуе мужчина и женщина.
– Значит, это ты. – Презрительно морщится цыганка, разглядывая Улле.
– Ульрик Олофссон, – примирительно тянет руку для рукопожатия парень ее дочери. – Очень приятно.
Но его вежливая улыбка быстро тает, натолкнувшись на холодный, точно айсберг, взгляд. Цыганка не собирается жать его ладонь.
– Ну, и что ты в нем нашла? – Анна бросает на дочь усталый, разочарованный взгляд.
– Сама не знаю. – Вздыхает Сара, косясь на избранника.
– Смазливый. – Говорит, будто сплевывает неприятную табачную горечь, цыганка.
