Мать хватает ее за запястья и притягивает к себе. Она наклоняется ниже и впивается взглядом в рисунки на руках. Ведет глазами по черным пятнам и линиям, повторяющим кожные рельефы ладоней дочери.
Сара почти не дышит, боится смотреть на свои руки – глядит в потолок.
– Ну, что там? – Не выдерживает Ульрик.
– Тс-с! – Цыкает на него цыганка.
Он рычит, отходя в сторону.
Мне тоже любопытно, но, сколько я не смотрю на грязные темные разводы на ладонях Сары, они остаются лишь грязными темными разводами.
– Мне нужно время подумать. – Наконец, изрекает Анна.
Отпускает руки дочери, уходит за ширму и начинает греметь ящиками шкафа.
– Что это значит? – Шепчет Улле, приближаясь к своей девушке.
Сара медленно опускает взгляд на дрожащие ладони.
Я притопываю, дожидаясь ее ответа. И только Бьорн из всех нас более терпелив: наверное, просто привык к тому, что ярость и нервное возбуждение лишь провоцируют его трансформации в неукротимого зверя.
– Я не представляю, что это значит. – Хмурится Сара. Затем разворачивает одну из ладоней пальцами вниз настолько, насколько позволяет ей ее строение тела, и бледнеет. – А вот это… это похоже на… это еда для мертвеца.
– Нужно покормить мертвеца? – Склоняется через ее плечо Ульрик.
– Нет. Это значит, я – его еда… – Отрывисто говорит она и, пошатнувшись, стирает пепел со своих рук прямо о свою белую школьную блузу.
Глава 8
Проходит несколько часов – все мы измотаны ожиданием.
Улле перебирает сувенирные фигурки на полке книжного шкафа, Бьорн, сидя на диване, гипнотизирует взглядом пространство над головой Сары, а мы с подругой расположились напротив него за столом и пьем горький черный кофе в надежде, что он поможет нам взбодриться, (а конкретно мне – не уснуть).
– Их стало больше? – Интересуется Сара у Хельвина, намекая на бодекхов.
– Они стали… четче. – Честно отвечает парень.
Его глаза блестят, когда он переводит взгляд на меня. Так красиво блестят и так ярко светятся, что у меня ускоряется пульс.
– Понятно. – Ежится Сара.
Я кладу свою ладонь на ее. Мне очень трудно отвернуться и не смотреть на Бьорна, но, к сожалению, приходится: нельзя же пялиться на него без остановки?
– Все будет хорошо. – Говорю я. – Сейчас твоя мама что-нибудь придумает.
– Она зарылась в блокноте с бабушкиными записями. – Качает головой подруга. – Не представляю, что она собирается в них отыскать.
– Можно? – Ульрик подцепляет с кухонного стола тарелку с пирогом.
– Угу. – Кивает Сара. И наклоняется ко мне. – Мне выпало стать едой для какой-то нежити, а этот малый – единственный, кому эта новость не отбила аппетит.
Услышав ее, Бьорн усмехается и запускает пальцы в свои светлые волосы. Проведя по ним руками, он устало откидывается на спинку дивана и закрывает глаза. Закладывает мощные руки за голову и вытягивает ноги.
«Ему так идет форма гимназии», – думаю я.
– Понимаю, почему ты выбрала именно этого. – Шепчет подруга.
Я пихаю ее в бок и вижу, как губы Бьорна разъезжаются в едва заметной улыбке. Он опять все слышал!
– Надо же, а это вкусно! – Слышится из-за кухонной перегородки.
Похоже, Ульрику пришелся по вкусу пирог Анны.
Несмотря на волнение и напряжение, я прыскаю со смеху, а Сара лишь качает головой. Она берет мою руку, переворачивает и долго смотрит на ладонь.
– Что? Что ты видишь? – Спрашиваю я.
Подруга пожимает плечами.
– Если ты думаешь, что мне передались хоть какие-то способности моей матери, то лично я в этом очень сомневаюсь.
– Но что-то ты все равно там видишь? – Не отстаю я.
Она проводит пальцами по гладкой внутренней поверхности моей ладони, и мне становится щекотно. Я инстинктивно сжимаю руку, и пальцы Сары остаются в моем кулаке.
– Тот, кто олицетворяет жизнь, несет с собой смерть. – Говорит она шепотом, искоса поглядывая на Бьорна. – А тот, кто носит в себе смерть, – поднимает на меня взгляд, – может даровать и жизнь.
– Как-то уж очень расплывчато, – шепчу я, – а можно конкретнее?
– Мертвая птица! – Голос Анны разрывает воцарившуюся в помещении тишину.
Ульрик чуть не давится пирогом от неожиданности, а Бьорн открывает глаза и выпрямляется.
– Фто? – Кашляет Олофссон.
– Приятного аппетита. – Цедит цыганка, заметив в руках парня остатки своей стряпни. Она подходит к столу. – Мне нужна мертвая птица для ритуала.
– И где ее взять? – Сара отодвигает от себя чашку с кофе.
– Ее нужно изловить в лесу, где была убита последняя девушка, и доставить ко мне живой. – Анна обращает взор на Хельвина, и тот, как по команде, поднимается с дивана. – Ты сделаешь это. – Кивает она ему, давая понять, что тот все понял правильно. – У тебя получится.
– Вы убьете птицу? – Едва не роняет пирог Ульрик. И наткнувшись на усталый взгляд цыганки, тут же стряхивает крошки с губ, нацепляет на лицо серьезное выражение и откладывает пирог обратно на тарелку. – В смысле, вы сказали «мертвую» птицу – значит, собрались ее… «того»?
– Какой смышленый. – Умиляется Анна. И ее взгляд тут же теряет легкомысленные нотки. – И еще мне понадобятся вещи последней покойницы и земля с ее могилы.
– Я смог бы достать вещи. – В надежде реабилитироваться вызывается Улле. Он вытирает руки о цветастое полотенце и подходит к нам. – Приду домой к Элле, принесу соболезнования родителям, узнаю, как они там держатся. Нужно ведь выкрасть вещь, я правильно понимаю?
Анна переглядывается с дочерью, а затем награждает его снисходительным взглядом.
– Если для тебя это быстрее, чем попросить, то валяй.
Похоже, в Улле гораздо больше цыганского, чем мы предполагали.
– А я могу сходить за могильной землей! – Поднимает руку Сара.
– Нет! – Вдруг дружно восклицаем мы.
– В смысле… тебе лучше остаться со мной. – Примирительно говорит ее мать, и кладет ей руки на плечи. – Так ведь, ребята?
– Да! – Подхватываю я. – Землю с могилы Эллы добыть мне вполне под силу, а вот тебе, Сара, лучше посидеть дома с мамой. Это безопаснее.
– Так не пойдет. – Вырывается Сара. – Вы что, хотите, чтобы я тут сидела без дела? Чтобы извелась, ожидая, пока вы притащите сюда свои задницы?
– Мы разделимся. – Говорю я. – Каждый из нас добудет нужную для ритуала вещь – так будет быстрее! Тебе не придется долго ждать.
– Нет, я не согласна. – Сара упирает руки в бока. – Почему я не могу пойти с кем-то из вас?
