Эви кивнула, но как-то нерешительно, точно сомневаясь. Однако слезы все же смахнула — рукавом школьной водолазки.
Сегодня она была совсем не покладистой и сопротивлялась всему, о чем бы ее ни попросили. Не хотела рисовать и нарочно сломала целых два мелка, а когда Харриет решила заняться чтением, то постоянно зевала и считала пальцы. А последние десять минут так и вовсе ни на что не реагировала — просто сидела, уставившись на часы.
— А ты знаешь, что, если мисс Ахтар расскажет директору о том, как плохо ты ведешь себя на занятиях, тебе запретят приходить сюда и отправят в одно плохое место, специально для плохих детей?
Эви посмотрела на нее испуганно.
— А где оно, это плохое место?
— Далеко-далеко отсюда. И тебе даже придется жить там без мамы, без бабушки… ну и без меня.
Девочка не выдержала и расплакалась.
— Ну, ну, не плачь. На, вытри слезы. — Харриет протянула ей платок, с неудовольствием глядя на разводы грязи на щеках и сопливый нос. — Ладно уж, скажу им, чтобы не отправляли тебя туда. Если ты сама не захочешь. Хочешь или нет? Выбирай — поедешь туда или останешься здесь, со мной?
Эви всхлипнула, потом сморкнулась и кивнула, не сводя глаз с Харриет.
— Ладно, так я им и скажу. Но сначала ты должна обещать, что никому не расскажешь об этом разговоре — ни бабушке, ни маме. Обещаешь?
Эви кивнула.
— И про школу для плохих детей тоже ничего им не говори. Обещаешь?
— Да, — ответила она притворно-глупым голоском. — Это как то место, где училась Матильда и где мисс Транчбулл?
[22]
Харриет вздохнула. Вот она, проблема современных детей — слишком много телевизора и киношек, слишком мало полезных занятий, способных подготовить к тяготам настоящей жизни.
— Матильда — это просто глупая выдумка, а не правда. — Она двумя пальцами взяла за уголок использованный платочек и бросила его в мусорку. — Наверное, мама на тебя часто сердится, да?
Детские глазки снова начали опасно блестеть.
— Не плачь больше, понятно?
Кивок.
— Да.
— А что мама говорит тебе, когда сердится?
Эви ненадолго задумалась.
— Она говорит, что я должна ходить в школу.
Харриет кивнула.
— Правильно. Есть такой закон — все дети должны ходить в школу. А к тем, кто не ходит, приходит домой полиция.
Подбородок девочки сморщился и задрожал, когда она прикусила нижнюю губу. Она знала — ей говорят правду, потому что мама говорила то же самое.
— А скажи, когда мама сердится, она принимает таблетки? Те, от которых спит?
— А, да, — просияла Эви, поняв, о чем речь. — Они лежат в ванной, в шкафчике, там, куда я могу достать только со стула. Когда она принимает их, то спит потом долго-долго. Иногда мне так хочется кушать, что я на нее сержусь.
— Уж конечно, сердишься, — поддакнула Харриет с улыбкой. — А когда мама засыпает днем, ее, наверное, трудно разбудить?
— Тогда я делаю вот так. — Эви изобразила ожесточенную тряску. — И еще кричу, вот так: «МА-А-МА-А!»
Эхо от вопля заметалось по библиотечному отсеку.
— Тс-с-с, — зашипела Харриет, бросая взгляд в сторону коридора. Еще не хватало, чтобы сюда явился мистер Брайс, этот старый брюзга, здешний сторож, которому до всего есть дело, хотя ему уже сто лет в обед. — Незачем так кричать.
Малышка опустила глаза.
— Я ведь уже говорила тебе, здесь только две школы — наша и та, для плохих детей. Так вот, там есть мальчики, которые будут пинать тебя по ногам прямо на уроке. Поэтому никогда больше не говори, что не хочешь ходить в Сент-Сейвиорз. Поняла?
— Да, — покорно произнесла Эви. — Я больше так не буду.
— Вот и хорошо. И смотри, никому не говори, о чем мы тут с тобой беседовали. Будешь делать, как я говорю, и не попадешь в ту школу. Ты меня понимаешь?
— Да.
— Да, мисс Уотсон, — поправила Харриет.
— Да, мисс Уотсон.
— Вот и хорошо. Ну, значит, я скажу твоей маме, что ты хорошо провела день и что мисс Уотсон тобой довольна. И это правда.
Эви кивнула; по ее губам скользнул бледный призрак улыбки.
— Бог ты мой! — воскликнула Харриет, поглядев на часы, которые показывали без двадцати пять. — Что-то твоя мама опаздывает. Посиди-ка здесь, пока я схожу взгляну — может быть, она уже внизу, ждет тебя…
Глава 55
Три года назад
Тони
Я еще раз шесть звонила в школу в надежде, что кто-нибудь, проходя мимо офиса, услышит и снимет трубку, но все звонки ушли на автоответчик.
Но я ведь уже оставила сообщение о том, что опоздаю… то есть собиралась оставить, а вот оставила ли…
Образы замелькали в голове стремительно, как ускоренное слайд-шоу — одинокая мама в приемном покое; осуждающий взгляд санитара Тома; мама падает с лестницы; я звоню в школу и оставляю сообщение…
Что-то не так, странный какой-то порядок.
Я зажмурилась, чтобы не видеть неподвижный хвост из автомобилей впереди, и стала думать. Я звонила Бриони еще два раза, но все время включался автоответчик. Номера Дейла в моих контактах не оказалось. На телефоне агентства никто не снял трубку — значит, Джо занята с посетителями.
И тут я вспомнила, что на той неделе получала эсэмэску от Джо: она просила разрешения позвонить и рассказать свежий анекдот, пока не забыла.
Я нашла то сообщение и позвонила, но нарвалась на голосовую почту, положила трубку и начала набирать текстовое сообщение, одновременно пытаясь проглотить вязкий комок в горле.
«Джо, это Тони. У меня беда. Я застряла в пробке, не могу добраться до Эви. Ты не заберешь ее прямо сейчас? Начальная школа Сент-Сейвиорз. Извини, что прошу».
Еще было не очень ясно, почему мне не звонит Харриет Уотсон. Или двадцатиминутное опоздание — в порядке вещей? И вдруг я вспомнила, что не заполнила страничку родительских контактов в документах Эви. А ведь она принесла из школы уже второй комплект: я нашла его в сумке для книг в первый день занятий; там еще была записка от администратора с просьбой заполнить всё как можно скорее. Значит, в школе просто никто не знает, куда звонить.
Я приоткрыла окно, но вместо воздуха вдохнула выхлопные газы. За последние пять минут пробка практически не продвинулась. А ведь пять минут — большой срок для женщины, которая опаздывает за ребенком в школу, бросив в больнице старую мать, ставшую слабой и уязвимой как никогда.
