Выходит, эта улыбающаяся медсестричка не знает, с какой историей связано имя Джоанны Дикон, — видимо, не читает газет.
Харриет просто не верит своей удаче и легкости, с которой она получила доступ к пациентке. Но вот надолго ли? Вполне возможно, что старший медперсонал скоро вмешается.
Ее запускают в палату. Там тихо, не то что в переполненном людьми отделении за дверью.
Харриет подходит к кровати и склоняется к самому лицу Джоанны Дикон. Ее кожа бледная, как тесто, черты лица отечные, припухшие, не совсем те, что три года назад.
— Помнишь меня? — спрашивает Харриет, немигающе глядя в стеклянные глаза.
И тут Джоанна Дикон моргает. Дважды.
— Говорят, ты идешь на поправку. Несмотря на то что натворила, ты поправляешься…
Глаза смотрят на Харриет.
Она оглядывается на дверь, но тут же снова переводит взгляд на больную.
— Ты обманула меня. Сделала из меня дурочку. Из-за тебя я потеряла работу и репутацию. — Джоанна Дикон смотрит на нее и моргает. — Пришла пора заплатить за то, что ты сделала.
И Харриет тянет на себя респиратор.
Глава 74
Наши дни
Тони
Дверь на третьем этаже, может, и заперта, но выглядит хлипкой. Если ее пнуть, она, скорее всего, откроется. Я уже собираюсь с духом для пинка, когда внизу раздается шум. Застываю на месте и прислушиваюсь.
Неужели вернулась Харриет?
Слышен сначала стук, а потом грохот, как будто упало что-то тяжелое.
Я тихонько спускаюсь на один пролет и застываю на площадке второго этажа. Кажется, только что был слышен чей-то шепот. Но ведь я заперла за собой дверь, когда входила… или нет?
— Здравствуй, Тони, — слышится женский голос. Он мне знаком.
Я подхожу к лестнице. Мои глаза широко распахиваются — я не в силах понять, почему вижу перед собой ту, кого вижу.
Как это возможно?
— Тара?
Рядом с ней стоит мужчина.
— Что ты здесь делаешь? В смысле…
Тара выглядит совершенно здоровой. Длинные волосы выкрашены в темный цвет. Выражение лица… странное.
— Спускайся, Тони. У нас для тебя важная новость.
Я подчиняюсь.
— Как ты сюда попала? Откуда знала, что найдешь меня здесь?
— Мы следим за тобой. — Мужчина улыбнулся. — Уже много недель.
Я подхожу к ним.
В голове сумбур, и не получается сформулировать ни одного вопроса. Сердце стучит как бешеное.
Мужчина берет меня за плечи и почти вталкивает в гостиную. Закрывает за нами дверь и загораживает ее собой, сложив на груди руки — видимо, чтобы не дать мне выйти.
— Что вы делаете? — спрашиваю я и поворачиваюсь к подруге. — Тара, что происходит?
— Они нашли ее, Тони. Эви нашли.
Пошатнувшись, хватаюсь за шероховатую, потертую спинку одного из кресел Харриет Уотсон.
— Нашли? Она…
— Точнее говоря, мы позволили им найти ее. Я повеселилась — и хватит. С ней всё в порядке. Она прелестная девочка и слишком хороша для тебя. Ты не заслуживаешь такой дочери. Ей нужна приличная семья, которая будет хорошо о ней заботиться.
У меня кружится голова. Тошнота подступает к горлу.
— Я не понимаю…
— Всё это время Эви была у меня, — беспечно поясняет Тара. — Мы держали ее в маленьком домике в отдаленном нагорье. Она — просто прелесть. Ты пренебрегала ею, и мне было так легко взять ее…
Я тру лоб, ничего не понимая.
— Всё это время Эви жила с тобой? Но почему?
А как же наши телефонные разговоры? Сколько слез мы выплакали — я и Тара, — вспоминая Эви и наших мужей…
— А почему ты должна начинать жизнь заново, хотя это твой муж убил моего мужа? И, кстати, я тоже потеряла ребенка.
— Да, знаю. И очень сочувствую тебе, поверь, но…
— Что — но? Прошло много месяцев, прежде чем ты наконец соизволила позвонить… Господи, до чего же здесь воняет!
— Я была уничтожена горем, как и ты! Я послала тебе открытку…
— Открытку? Ты что, думала, этот сраный кусок картона заменит мне мужа и неродившегося ребенка? — Ее взгляд становится диким. Мужчина касается ее плеча, и Тара делает сначала выдох, потом глубокий вдох. — Я долго думала — как отомстить мертвецу, который разрушил мне жизнь…
Она улыбается.
— И придумала. Забрать его единственного ребенка. Мы с Филом не можем иметь детей, и такое решение показалось мне справедливым, даже поэтическим.
Вот теперь Тара выглядит совсем безумной. Она похожа на маньяка.
Я поворачиваюсь к мужчине. Он высок и широкоплеч, у него спортивное телосложение и невероятно холодный взгляд.
— Я служил с Эндрю и был там в ту ночь, когда он направил нашу машину вниз с утеса. — Его рука выглядит так, словно кто-то пожевал ее и выплюнул. — Некоторые из нас пытались оспорить его указания, но он был упрямым ублюдком. К счастью, я остался цел и невредим. Не считая потери карьеры, конечно.
— Но, Тара, как же твое здоровье? Ты говорила…
— Тебя так легко провести… Ничем я не больна, и никакого склероза у меня никогда не было. Мне просто нужна была веская причина не видеться с тобой. Но я обожала твои звонки, когда ты плакалась на свою тяжелую жизнь. А уж когда я забрала у тебя дочь и ты по телефону изливала мне свою боль… это было чистое упоение. Ты была такой эгоисткой, что не хотела говорить ни о чем другом, кроме своей боли.
— Ты больна — я имею в виду — действительно больна на голову.
— Может быть. Но я умна. Я уже давно наблюдаю за тобой. Мы наблюдали за тобой и последовали за тобой сюда. — Она поворачивается к Филу. — Ты не можешь открыть окно? Меня сейчас стошнит.
Он не реагирует.
— Наблюдаешь за мной? — повторяю я.
— Ты ничего не понимаешь. Я наблюдала за тобой с другой стороны дороги, в доме, который сняла на Мюриэл-кресент. Ходила за тобой на работу. Наблюдала за тобой, наблюдала за Эви. Фил забрал все фотоальбомы и свидетельство о рождении Эви из твоей спальни, чтобы у нас были доказательства, что она наша, если нам это понадобится. А ты была настолько не в себе, что даже не поняла, что чего-то не хватает…
Я вспомнила тот день, когда, войдя в спальню, почувствовала — что-то не так. Мешки были развязаны, но я подумала, что сама их развязала и потом просто забыла.
— Фил — настоящий эксперт своего дела. Он все записывает, чтобы не делать ошибок. — Тара улыбается сообщнику и продолжает, видимо решившись раскрыть все карты: — Это он придумал, как сделать так, чтобы твоя мать свалилась с лестницы. Как оказалось, это был гениальный ход.
