– Это японские иероглифы. Так пишется твое имя.
– Что?
– Я сделал ее, когда ты вышла замуж за Илью. Не тогда, когда ты стала женщиной, и не тогда, когда ты стала жить с тем своим красавцем Аркашей, нет! Если бы ты не ушла тогда от него сама, я бы что-нибудь придумал, правда, Оль! Я сразу видел, что он за человек, но я не хотел, не имел права вмешиваться в твою жизнь. Да и кто я был тебе, чтобы вмешиваться и решать, с кем тебе жить? Школьный товарищ? Но ты сама во всем разобралась и все сделала правильно, ты опять сама справилась!
– Что?
– Да, Оль, я знаю о тебе все. Ну, или я так думал до сегодняшнего дня, что все. Я не выпускал тебя из виду, Оль.
– Почему?
– Почему я ее сделал? Или почему не выпускал из виду? – усмехнулся Арсений, – да потому что люблю тебя, Оль, с того Нового года, как увидел тебя в том красном платье, тогда, на даче у Ивана. А сделал я ее тогда, когда думал, что окончательно тебя потерял, понимаешь? Илья – хороший мужик, правильный! Я понял, что все у вас с ним получится. Должно было получиться. Кто ж знал то, что вот так все в такой тугой узел свяжется!
Арсений встал, прошел к столу, взял бутылку с соком, вернулся, налил сок и поднес его к губам Ольги со словами:
– Пей, ежик ты мой резиновый с дырочкой в правом боку! Пей и выздоравливай, нам еще детей с тобой рожать! Не меньше двух, слышишь? И обязательно чтоб и мальчика, и девочку!
Ольга послушно выпила и лишь, потом, поведя плечом, скинула его руку со своих плеч и, как могла, отстранилась от него. Арсений не стал настаивать, встал с ее кровати, отошел на шаг, а Ольга спросила, обожгла сарказмом:
– Сень, ты так уверен, что я выйду за тебя замуж? Хотя, о чем это я? Ты ж замуж то меня не зовешь, Быков! Ты ж детей только со мной рожать собрался!
– А куда ж ты от меня денешься то, Оля? Конечно, выйдешь. Я тебя теперь от себя ни на шаг не отпущу. Хватит, один раз уже, дурак, испугался твоей любви. Теперь не боюсь.
– Правильно, нельзя бояться того, чего нет, Сеня! Не надо мне сейчас заливать о своей любви! Ты вообще знаешь хоть, что это такое? Ты знаешь, сколько я слез из-за тебя в школе пролила? Да я же всех твоих подруг по именам тогда могла назвать, веришь? Они, почему-то, все ко мне приходили, чтобы узнать, как им тебя удержать! Ты знал об этом? Нет? А представляешь, каково мне было? Они же все красивые были, все до одной, Сеня! И ни одной из них не приходило в голову, что я рыдаю после их откровений! А потом, в гостинице, Сень, все эти женщины, кляпы, плетки – это тоже все от большой любви ко мне, да? И даже вот эта Марго! Что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь?
– Оль, сказать тебе правду или чтоб красиво было? – он смотрел на нее глазами побитой собаки.
– Правду, Сеня!
– Я в жопе, Оль! Большой и глубокой! Потому что имел их, а думал только о тебе! Да я даже к психологу ходил, думал, что у меня проблемы с головой! Оля, да я к тебе как к женщине прикоснуться боюсь, понимаешь ты это или нет? Ты же маленькая вся, Оль! На тебя же только любоваться можно! И все эти мои игры с плетками от того, что по-другому меня другие женщины не возбуждают, Оль! Другие, но не ты! Да ты вот сейчас, в этой нелепой больничной пижаме, краше и желанней их всех вместе взятых! И я еще больше боюсь к тебе прикоснуться!
Ольга молчала, раздавленная этими признаниями того, кого она когда-то сначала любила до слез, потом так же ненавидела, потом думала, что забыла, пережила и жила дальше.
– Оль, почему ты молчишь?
– Да вот думаю о том, какой ты дурак, Быков! Ты знаешь, что я из-за тебя думала, что я уродина? Да я с парнями только в 20 лет встречаться начала! А знаешь, как я своего тела стеснялась, как ненавидела себя и за свой маленький рост, и за худобу?
– Оля, девочка моя! Ну, прости меня, слышишь? Прости! Твой врач сказала, что тебе нельзя сейчас волноваться, только сплошной покой и положительные эмоции! Хочешь, я тебя в свой дом на озере увезу, будешь там природой любоваться и не думать ни о чем, хочешь? Буду катать тебя на катере, а по вечерам мы будем разжигать камин и слушать пение птиц. Я сам и с Ильей твоим поговорю и бумаги на ваш развод все оформлю, только выздоравливай скорей, девочка моя маленькая! Мой стойкий оловянный солдатик!
– Катер белый, с синей полосой? – задала Ольга неожиданный вопрос и смотрела сейчас на Арсения настороженно.
– Да, – Арсений удивленно кивнул.
– А название на борту? – Ольга помолчала и выдохнула, – "Святая…
– Ольга".
Арсений и Ольга произнесли это вместе. Она начала, а он закончил.
Арсений одним плавным движением шагнул к кровати Ольги, и уже в следующую минуту она сидела у него на коленях. Они сидели, обнявшись, вцепившись друг в друга, будто боясь, что их кто-то может разлучить. Они молчали и слушали сердцебиение друг друга. А потом Ольга провалилась в сон, и ей опять снился тот дом на берегу озера и двое ее детей, такие смешные и еще неуклюжие дочка и сыночек, играющие в куличики со своим папой. Лица мужа Ольга не видела, но точно знала, что это Арсений. Так бывает во сне, когда ты не видишь лица человека, но точно знаешь, кто это. Вот так и Ольга точно знала, что это Арсений.
– Ольга Борисовна, к Вам Ваш брат с племянником приехали! Ольга Борисовна! – Ольга проснулась от того, что медсестра гладила, легонько похлопывая, по руке и звала, обращаясь по имени и отчеству.
– Эх, такой сон, испортили! – вздохнула Ольга.
– Я понимаю, извините, но Вам пора делать укол, а потом завтракать! Арсений Петрович просил узнать, какую кашу Вы будете на завтрак?
– Что? Кто? – Ольга решила, что ослышалась.
– Арсений Петрович! Питание Вам будет поставлять его ресторан!
– Чтоо? Его ресторан?
– Да, он договорился! Так какую заказывать?
– Овсянку, сэр! – усмехнулась Ольга, вспомнив старый советский фильм. Кашу из ресторана она еще не ела.
Глава 32. Беды и радости в одном флаконе
Макс приехал на работу и застал привычную картину: Илья спал здесь же, в кабинете, на кожаном диване, а рядом, на полу, лежала почти пустая бутылка из-под водки.
Илья ночевал на работе вторую неделю, с того самого дня, как узнал о том, кем они с Ольгой друг другу приходятся. Пашка жил с Ольгой в их общей квартире, а Илья жил на работе.
– Вставай! С тобой говорит твой будильник! – принялся Макс тормошить Илью. Ответом ему послужило мычание, но Илья сел, правда, глаз так и не раскрыл. Макс включил чайник и поставил две кружки, потом вытащил из рюкзака коробку с бутербродами и еще одну коробку с каким-то салатом и большой пакет с пирожками, поставил все это на стол Ильи.
– Можете проследовать для принятия водных процедур, – объявил он Илье, так и сидевшему сейчас на диване и отчаянно зевающему, – через 20 минут начнут мужики собираться, или ты хочешь перед всеми своим голым задом светить?
