На прощании были только самые близкие друзья Вильмы, но они вызывали у Германа раздражение. Молодые, здоровые – у них вся жизнь впереди.
У них. Не у его Вильмы.
У его Вильмы только вечность, сейчас это знание не приносило облегчения. В груди Германа была пустота. Его девочки больше нет. Он только сейчас, стоя у её гроба, понял это. Дома, в тишине, ему казалось, что Вильма всё ещё на учебе. За этот год, что его девочка училась в другой стране, он привык приходить в пустой дом, его это не пугало и не раздражало. Это было временно. Так ему всегда казалось…
Все вещи Вильмы лежали так, как она их и оставила, сложив в аккуратную стопочку эскизы. Он никогда не прикасался к её работам в её отсутствие. У Вильмы была своя система в организации своих работ, и он туда никогда не вмешивался. Вот и сейчас Вильмы нет, а её работы, завершенные и незавершенные, есть. Ждут своего автора.
Он только сейчас, стоя у гроба, остро понял – не дождутся… Никогда…
Родители Германа сидели с каменными лицами. Мама Элизабет старалась не плакать, но слезы сами катились из её глаз, она только молча их вытирала. Элизабет порадовалась тому, что не надо было сейчас ещё и сидеть за поминальным столом. Эту процедуру она бы точно не выдержала, да, наверное, и не одна она. Она украдкой глянула на Германа. На лице застыла восковая маска. Как он держится? Как он может что-то отвечать друзьям своей дочери? Они, конечно, не виноваты в том, что они живут, а Вильма нет, но как же тяжело видеть их живыми и здоровыми и понимать то, что твоя дочь никогда больше не улыбнется тебе.
Вильма… Девочка всю свою жизнь не знала материнской любви, потому то она так привязалась к ней, к Элизабет. Их знакомство началось странно, но, поняв, что девочка просто ревновала своего отца, всё встало на свои места. И вот теперь её больше нет…
Элизабет услышала рваный вдох Германа и, аккуратно поправив головку Эрика в переноске на своей груди, чуть коснулась руки Германа. Он повернул к ней своё лицо-маску и чуть качнул головой, потом, взяв её руку в свою ладонь смог медленно выдохнуть.
Да, Герман, дыши, дыши. Вдох-выдох. Вот так. Правильно. Ты нужен своему внуку. Ты нужен нам!
После кладбища она, Саша и Эрик поехали домой к Герману.
– Вот комната Вильмы, – Герман двигался как робот, – вот детская. Вильма сама здесь всё обустраивала.
– Да, я знаю, – кивнула Элизабет и шагнула к Герману, – подержишь, пока я смесь ему развожу?
– Я? – Герман растерялся. Он ещё ни разу не держал внука на руках, и Элизабет догадывалась почему, но Вильма хотела, чтобы её сын рос в любви и бабушки, и дедушки, а значит, надо это исправлять. И сейчас, пока Саша ушел делать свою инъекцию, она и воспользовалась ситуацией.
– Давай, Герман, не робей. И поверь, он хороший мальчик!
Герман медленно выдохнул и протянул руки к внуку. Со словами:
– Привет, Эрик Герман, – он заставил себя взять в руки своего внука.
Малыш внимательно смотрел на него своими серо-голубыми глазками, силясь рассмотреть того, кто его взял, и сфокусировать свой взгляд. А когда Эрик нахмурил бровки точно так же, как делала это его мама, и вдруг чихнул, Герман понял, что пропал в этих детских глазах весь, без остатка.
Элизабет тихо вышла, оставив их вдвоем. Деду и внуку было что обсудить наедине.
Элизабет не стала закрывать дверь в детскую, она помнила, что Вильма не любила закрывать двери.
– Здравствуйте. Вам помочь? – на кухне, на встречу Элизабет шагнула строгая пожилая женщина, – я Грета, помощница по дому.
– Здравствуйте. Да, мне нужна теплая вода, смесь Эрику развести, – Элизабет поставила на стол бутылочку и банку с сухой смесью, – я Элизабет.
– Я знаю! – удивила женщина её ответом, увидев удивление на лице Элизабет, она пояснила:
– Вильма о Вас рассказывала.
– Ясно, – Элизабет не знала, что ещё сказать. О Грете сама Вильма ни разу ей не рассказывала.
Грета поставила чайник и лишь затем повернулась к Элизабет. Женщина смотрела на Элизабет настороженно.
– Грета, Вы извините, но я не знала, что Вы работаете в семье Германа и Вильмы.
– Точнее будет сказать, что Грета снова с нами живет! – услышала Элизабет за спиной голос Германа, – она вырастила Вильму. Без Греты я бы не справился один.
– Спасибо, – Грета с достоинством наклонила голову.
– Грета, знакомься – это Элизабет. Она…, – Герман замялся, не зная, как её представить.
– Я бабушка Эрика. Мать Саши.
Грета удивленно посмотрела на Германа.
– Мать Алекса, – пояснил он, – да вот, собственно, и сам Алекс.
– Здравствуйте! А Вы и есть Грета, да? – Саша появился на кухне, прихрамывая больше, чем обычно. Элизабет удивилась, услышав эти слова от сына, выходит, он знал о Грете, а она нет.
– Это я Александру о Грете рассказывал, – спас ситуацию Герман. Он, кстати, так и держал Эрика на руках, – а сейчас мы и Эрику расскажем о нашей няне, да? Знакомьтесь!
Элизабет забыла как дышать, увидев и услышав это сейчас от Германа. Он провел какие-то несколько минут с младенцем, но его было не узнать. Этот мужчина оживал на глазах.
Эти несколько дней Герман всячески избегал общения с Эриком. Он выслушал отчет врача о причинах смерти Вильмы. Оказывается, дочь ему тоже ничего не рассказала об аневризме. Она никому ничего не рассказала. Она была занята другим – она обустраивала детскую.
Элизабет была эти несколько дней в клинике, в палате Вильмы. Та самая русская санитарка, увидев, что Элизабет спит в кресле, смогла уговорить Элизабет спать в кровати, сказав:
– Вам поменяли кровать, поставив обычную, – девушка всё поняла без слов и сказала именно те слова, которые подействовали на Элизабет.
Герман с Сашей вдвоем устраивали похороны. На Германа было больно смотреть: он осунулся, щеки ввалились, под глазами залегли черные тени. Впрочем, Саша тоже выглядел немногим лучше. Наверное, она и сама выглядела не самым лучшим образом, но на себя Элизабет старалась не смотреть, не думать об этом, находя свое спасение в Эрике и в уходе за ним. Приезжали её родители – увидеть правнука и привезти личные вещи Элизабет. Эти несколько дней прошли как в тумане.
В этот момент чайник щелкнул отключившись.
– Пока Вы разводите смесь, пока смешиваете, вода будет нужной температуры. Я поставила на 40 градусов! – услышала Элизабет от Греты.
– О! Спасибо! – Элизабет улыбнулась, – очень удобная функция на чайнике.
– Грета, будь добра, накрой нам на стол, пока Элизабет кормит Эрика. Мы с Алексом будем в кабинете.
Грета в ответ только склонила голову.
Переодеть памперс, покормить, в процессе кормления понять, что малыш сделал свои дела по-большому, помыть попу, присыпать присыпкой, одеть памперс – такие рутинные и давно забытые дела, а потому такие радостно-успокаивающие.
