Он покосился на дремлющую под навесом Рейну.
– При чем тут Сигаль? – с досадой произнес Нир.
– Может, и ни при чем, но она мне тоже звонила, – важно возразил Шуки.
– Тебе? – удивился Нир. – Это еще зачем? И как Сигаль вообще узнала обо всем этом балагане? Она ведь в Индии.
Шуки ухмыльнулся.
– А она и не узнала. Звонила мне сегодня утром, тебя искала. Мол, у Нира мобила отключена, может, случилось что?
– Ну, а ты?
– А что я? – вздохнул Шуки. – Что я мог сказать?
Нет, говорю, не волнуйся, все в порядке, жив-здоров твой парень. Наверно, телефон потерял.
Нир снова покачал головой. В сердце что-то шевельнулось и кольнуло – не то заноза, не то иголка. В конце концов, Сигаль не сделала ему ничего дурного.
– Надо же… – задумчиво проговорил он. – Где я, и где она, а вот ведь – почувствовала, что дело плохо. Из Индии почувствовала. Вот она, связь… А кто-то еще не верит, что такое возможно.
– Ага, как же, разбежался… – с коротким смешком отвечал Шуки. – Держи карман шире. Почувствовала она… Связь… Дурак ты, Нирке, дурак и фраер. Ей на тебя всегда наплевать было, этой телке балованной. Знаешь, зачем она тебя искала? Чтобы ты ее в аэропорту встретил. Возвращается она через неделю, а предки ее снова по заграницам разъезжают. Понял?
Нир высоко поднял брови:
– Возвращается? О чем ты? Она ведь туда уехала неделю назад! Говорила, на полгода или даже на год, пока себя не найдет. Неужели уже нашла?
– Говорила… Мало ли что она неделю назад говорила… – проворчал Шуки. Теперь вот другое говорит. Грязь, говорит, повсюду до небес, так что и не разберешь, где небо, а где лужа. Коровы срут твоей Золушке прямо на туфельки, а принцев так и вовсе не видать, поэтому на смену обуви можно не рассчитывать. Вонь, говорит, такая, что нос в задницу засунуть хочется – там и то приятней пахнет. В одиночку и вдвоем не ходи, только группами и только рядом с полицией, потому что того гляди изнасилуют кодлой в сто пятьдесят индусов-сифилитиков. То еще удовольствие. Короче, возвращается. Передай, говорит, Ниру, что он был прав. Передай, говорит, что я дура полнейшая. Что думаю, мол, только о нем, дорогом и любимом. Ладно, говорю, передам. Вот передаю. Хотя тебе от этого, похоже, ни тепло, ни холодно.
Он снова покосился в сторону Рейны. Нир усмехнулся. Видно было, что друг помирает от желания узнать и в то же время не осмеливается спросить, что это за персона дремлет там на лавке.
– Шуки, братишка, – сказал он, – у меня и в самом деле большие проблемы. Объяснил бы в деталях, да не хочу втягивать тебя в этот балаган. Потом еще обвинят в соучастии. Но кое-какая помощь мне нужна, причем позарез. Ты как, не испугаешься?
– Ага, испугаюсь… – обиженно буркнул Шуки. – Мы же с тобой только вчера познакомились. Чужие люди. Говори, что надо.
– Тачку надо. Дня на три. Моя, как ты понимаешь, в полиции засвечена, я ее в Иерусалиме оставил.
Шуки поперхнулся. Свою старенькую тойоту он обожал, как обожают любимую женщину, нежно именовал «Ласточкой» и тратил на нее каждую свободную копейку – на кожаные чехлы для сидений, стереосистему, вычурные колпаки для колес и всевозможные электронные причиндалы.
– Тачку-у-у… – жалобно протянул он. – А как же…
– Я бы взял в прокате, но там нужна кредитка, – неумолимо продолжал Нир. – А тут можно будет потом наврать, что я у тебя ключи выкрал. Риска никакого.
– На три дня… – тоном приговоренного к казни произнес Шуки. – На три дня…
– Ну да. Пока не поймают.
Шуки вздохнул.
– Ладно, бери, – сказал он, поднимая на друга исполненный боли взгляд. – Мне все равно она в ближайшие две недели не понадобится. Завтра с утра на армейские сборы. Ты, кстати, тоже повестку получал…
– Повестку? Ах да, верно, совсем из головы вылетело.
Нир и в самом деле начисто забыл о предстоящих армейских сборах. Они с Шуки были приписаны к одной саперной части и призывались каждый год одновременно, причем Нир в полевой взвод, а ловкач Шуки – кладовщиком на складе.
– Смотри, не явишься, потом отвечать придется.
Армия есть армия.
– Хотел бы я, чтобы это было моей самой большой проблемой… – отмахнулся Нир. – Значит, можно взять Ласточку? Клянусь беречь и холить, как свою.
– Как свою, не надо, – мрачно возразил Шуки. – Береги, как мою. А я себе тачку, если понадобится, в прокате возьму. За твои бабки, потом отдашь. Думаешь, Шуки фраер?
Нир хлопнул его по плечу:
– Ну что ты, как можно?! Все знают, что Шуки Леви совсем не фраер. Шуки Леви кого угодно купит, продаст и снова купит, но уже в три раза дороже.
– Дешевле, – поправил Шуки и, помолчав, добавил с мстительной интонацией: – А в прокате я самую дорогую машину возьму. Денежки-то все равно твои, правда? Так что готовься, братан. Ласточка просто так не дается.
– Договорились! – радостно кивнул Нир. – Спасибо тебе, брат. Вовек не забуду.
Он приоткрыл дверь и тихонько позвал:
– Рейна! Рейна! Садись, поехали…
Нир высадил друга у здания, где помещалась компания телемаркетинга. Теперь, когда у них были колеса, осталось найти временное пристанище, чем, собственно говоря, пока и исчерпывался весь список немедленных необходимых действий. А дальше… Дальше по-прежнему царила полнейшая неясность, мутный горизонт, отсутствие какого бы то ни было плана. Рейна дремала на переднем сиденье и не проявляла готовности к обсуждению. Вдобавок ко всему у Нира разболелась голова; саднила рана под повязкой, давал о себе знать полученный всего сутки тому назад сильнейший ушиб. Все это никак не помогало думать, но напоминало о необходимости прятаться. Притормозив возле уличного лотка, Нир купил себе и Рейне две широкополые панамы, чтобы прикрыть от дорожных видеокамер лица и свою забинтованную макушку, которая могла служить нежелательной приметой.
У выезда на междугороднее шоссе Нир остановил Ласточку. Куда теперь – направо, налево? На юг, на север? Красный глаз светофора торопил с решением. Легко сказать – пристанище, а где его взять? Втягивать в эти неприятности друзей и знакомых казалось совершенно неприемлемым – ведь потом людям пришлось бы отвечать за помощь беглым преступникам. Снять на несколько дней циммер, летний домик в каком-нибудь киббуце? Но ведь и там обычно просят в залог номер кредитной карты…
Сзади нетерпеливо загудели. Светофор уже секунду-другую как сиял призывной зеленью, и Нир, очнувшись от раздумий, автоматически свернул влево, на север. Почему именно туда? Только ли потому, что первой включилась стрелка левого поворота? Ну почему же – есть и другая причина: на севере больше циммеров… Или нет – скорее всего, это было просто инстинктивное движение в направлении дома. Да, наверно, так. Но домой нельзя, никак нельзя.
