– Нет.
– А ведь это так ясно. Взять поколение твоей бабушки… и моей тоже. Они выжили в аду, но остались калеками. Помнишь, Рейна говорила о шраме? Не на лице, так на сердце, не на сердце, так на душе. Они, может, и хотели бы что-нибудь изменить, но не в состоянии пошевелить пальцем. Как тогда, когда их вели на убой. Так и бредут по тем же самым дорогам. Бредут к тем же могилам, хотя внешне эти могилы кажутся совсем другими – персональными, с надгробьями, на красивых кладбищах. Их называют «выжившими в Катастрофе», но суть-то в том, что они все равно мертвы. Погибли вместе с теми, чьи трупы закопаны в расстрельных рвах или сожжены в крематориях.
– А родители?
Нир презрительно фыркнул.
– Твоя мама? Мой отец? На что они способны?
Рейна ведь ясно сказала о твоей матери: «Она не желает ничего слушать».
– Ну, в этом мы тоже недалеко ушли, – возразила она. – Я слушала? Ты слушал?
– Да, но у нас-то все иначе! Мы не слушали, потому что… как бы это… у нас просто совсем другие интересы, другая жизнь, другое всё! Мы не слушали, потому что были заняты другим, не слушали от занятости. А наши родители не слушали от страха. Они боялись услышать. Они не хотели, чтобы их впутывали в тот ад, который изувечил поколение уцелевших. Трусы. Трусы и предатели. Чего ждать от трусов и предателей?
– Ты слишком жестоко судишь, – вздохнула Рейна. – Подумай, как тяжело родиться от полутрупа. Как это должно быть холодно лежать на руках такой матери. Как страшно быть заменой другим, погибшим детям. Неудивительно, что они не желали слушать.
Нир пожал плечами.
– Наверно, ты права. Но это не меняет дела: поколение наших родителей получилось таким же беспомощным, как и предыдущее. А те, кто придут за нами, уже не будут помнить. Наши с тобой дети уже не увидят твоей бабушки. Они уже не поймут. А даже если и поймут, для них это не будет достаточно личным. Кто остается? Только мы. Мы, и никто кроме.
– Наши с тобой дети… – она улыбнулась и спустила ноги с дивана. – Разбежался. Сначала роди, а потом…
– А потом… – продолжил Нир, – потом у нас будет минимум пятеро. И им уже не понадобится менять свое прошлое, потому что его изменим мы с тобой. Помнишь, как сказала твоя бабушка: история – это не то, что было, история – это то, что стало.
Рейна подошла, обняла его и крепко прижалась, набираясь сил и надежды от объятия, от слов, от улыбки.
– Конечно, милый, конечно… то, что стало.
Кофе?
Выехали около девяти утра. Нир не стал наводить в доме порядок, заметая следы вторжения. Какая разница? Сегодня к вечеру так или иначе мир будет кардинально иным. В принципе, связку ключей тоже можно было бы закинуть куда-нибудь в кусты, как в море, но какое-то не вполне осознанное чувство заставило Нира включить сигнализацию, запереть дверь и вернуть ключи на место под цветочную кадку. Потом он с полминуты постоял во дворе, глядя на крыльцо, на площадку террасы, на окно комнаты Сигаль, глядя на свою прошлую жизнь, такую далекую сейчас.
Рейна, ждавшая в машине, насмешливо скосила на него голубой глаз:
– Что так долго? Ты такой торжественный, прямо как в кино. Прощание с призраками прошлого, а? Как ее зовут?
– Кого?
– Твою подругу, которая там живет. Только не ври мне больше про «виллу знакомых»: я видела фотографии в ее комнате. Вы там как два голубка, хоть плачь от умиления.
Нир улыбнулся.
– Сигаль. Ее звали Сигаль, и у нее был парень из Эйяля, который еще две недели назад всерьез собирался на ней жениться. А какую-то другую девушку звали Мириам, и она тоже всерьез планировала выйти замуж за своего бойфренда, гениального выпускника Техниона и будущего миллионера. Ну и что? Это все было. Было столетия назад и не с нами. Теперь тебя зовут Рейна, а меня… а черт его знает, как меня зовут. Ты не помнишь?
– Нир. Тебя зовут Нир.
– Да. Пусть будет Нир. Меня зовут Нир, и я люблю тебя. Последнее – единственное, в чем я совершенно уверен.
Рейна не ответила. По дороге они заехали в торговый центр, где Нир купил массивный стальной замок – самый внушительный из всех, какие были в продаже.
– Зачем тебе столько железа? – удивилась Рейна, когда он вернулся в машину.
– От незваных гостей, – подмигнул Нир. – Хороший план красив деталями.
Дальше ехали молча, и лишь на въезде в Иерусалим она сказала, словно продолжая только что прерванный разговор:
– Ты так уверен в своем плане…
– На девяносто девять процентов, – мгновенно ответил он. – Совершенно уверен я только в том, что…
– …любишь меня, – закончила за него Рейна. – А если серьезно?
– Если серьезно? – задумчиво повторил Нир. – Если серьезно, то посмотри направо. Узнаешь это место?
Они стояли на светофоре у Народного дома; неподалеку, ожидая клиентов, покуривали таксисты.
– Конечно. Отсюда мы уезжали из города. С этим забавным таксистом-арабом. Он еще байки рассказывал про беременных и блокпосты… – Рейна взглянула на Нира. – Только не говори, что это он тебя надоумил…
Нир пожал плечами:
– Он? Нет, не он. Да, и он тоже. Пойми, тут все завязано в один огромный клубок. На первый взгляд он кажется колтуном, путаницей, хаосом… Помнишь, твоя бабушка говорила о хаосе? Говорила, что в том аду все было лишено смысла, начисто, полностью. Помнишь? И из-за этого нельзя было ни на что положиться – ни на людей, ни на законы, ни на логику. И это – именно это оказалось для нее самым страшным, самым разрушительным… Хаос был причиной ада.
– Помню, – кивнула Рейна. – Она еще говорила, что если нет смысла, то и жить незачем.
– Да! Так она и чувствовала: жить незачем. Хаос убил смысл и убил жизнь. А потом появилась ты со своей связью. Ты убедила ее, что связь есть – прямая, логичная, неразрывная, не подверженная случайности. Она и ты – накрепко, сквозь время и пространство. А связь – это…
– …смысл, – подхватила она. – Связь – это смысл. Связь – это причина. Связь – это закон. Связь – это отрицание хаоса. Ты прав, так и есть.
Нир с таким воодушевлением хлопнул ладонями по рулю, что Ласточка неодобрительно дернулась.
– Вот видишь! На самом деле никакой это не клубок и уж точно не колтун. Нужно только внимательно всмотреться, сосредоточиться, и вдруг – оп! Вдруг – оп! Точно то, что случилось со мной в генеральском кабинете. Оп! – и я вдруг прозрел. Я увидел их, понимаешь?
– Увидел кого?
– Увидел связи! Увидел одну стройную картину.
Увидел механизм. Увидел план. Потому что все было неспроста – каждая деталь, каждая мелочь. Эта папка с подробной программой действия, которую Кимхи хранил на полке в качестве сувенира. И то, что он время от времени хвастался этой своей победой. И то, что я когда-то, годы тому назад, услышал это хвастовство, и то, что запомнил. И то, что сейчас нам некуда было податься, и то, что вилла стояла пустой, и то, что Шуки кстати, к слову рассказал мне об этом. И еще много, много чего… Это не случайности, Рейна, не совпадения – это связи, нити, канаты. Мы не могли не оказаться там, понимаешь?
