«Сашок, ты увезла одну из смет. Помнишь – у Серебровского ты ее положила в свой портфель? Она не нужна мне пока. Но не забудь ее привезти. Сегодня возят доски с Косой Горы. Одна перевозка 100 досок и 120 тесин – станет около 30 000 р., жутко платить такие деньги. 〈…〉 В Новосильском уезде мука стоит 40 тыс. за пуд. Рожь совсем не взошла. 60 тыс. человек из Новосильского уезда уехали куда глаза глядят.
Что сделать для Зоси?
Были инженеры насчет дороги, дренажа и ремонта. Обещали опять быть сегодня и тотчас же приступить к работам, но не приехали»
[1197].
Четырнадцатилетняя Таня Сухотина отреагировала на затяжное отсутствие любимой тетки Саши весной и надеялась на ее очередной и скорый приезд в Ясную, упоминала и о С. А. Стахович: «А гитары все еще лежат у мамá в кабинете, и всё ждут, что ты на них будешь играть. Все-таки до твоего приезда надо будет их убрать, а то запылятся. Но надеюсь, что твоя гитара недолго будет лежать в футляре, не так долго, как в тот раз. 〈…〉 Wells страшно беспокоится о Софье Александровне. Так что, пожалуйста, тетка, когда ты будешь писать к нам в Ясную, пиши, что знаешь о С. А., вообще, что ей нужно. Wells ухитрится ей послать»
[1198].
С конца августа Александра Львовна была заключена в Новоспасский монастырь. В ноябре Татьяна Львовна ездила в Москву хлопотать за нее и Софью Александровну Стахович (Зосю). 4 января 1921 года Сухотина написала племяннице Соне:
«Дорогая Сонечка, спасибо, дружок мой, за то, что исполнила мою просьбу. А у меня готова уже другая. Узнай теперь имя Джерзинского. Так ли я пишу его фамилию? Это не для тети Саши, а по другому делу.
Посылаю тебе написанное мною письмо к Крыленко. Если ты чувствуешь в себе возможность искренно и горячо сказать за Сашу от себя несколько слов Крыленко, то снеси письмо сама. Это будет лучше. А если ты не чувствуешь в себе желание и возможность сказать убедительно и красноречиво – как ты сумела бы, если бы чувствовала настроение, – то лучше пошли письмо по почте заказным. Если ты понесешь его сама, то переговори с Крыленко о практической стороне: если нельзя вполне освободить ее, то нельзя ли взять на поруки? У меня есть коммунисты, которые за нее поручаются. Или же нельзя ли ее откомандировать в Ясную?..»
[1199]
Кабинет Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. 1908
Позднее Татьяне Львовне приходилось в отдельных случаях отказывать просителям. Она хорошо понимала: если будет хлопотать за многочисленных людей, которым грозил небольшой тюремный срок, то скоро исчерпает расположение Калинина и Енукидзе и уже ничего не сможет сделать для осужденных на смертную казнь.
Успокоиться же в связи с происходящим не могла, 19 августа 1924 года написала младшей сестре: «Милая Сашенька 〈…〉 такая гнетущая тоска. Что сказать не могу 〈…〉 Мучает меня та бессмысленная жестокость, которая производится нашим совершенно ослепшим правительством»
[1200]. Затем писала об его очередной жертве из их близких знакомых.
Комната С. А. Толстой в Ясной Поляне. 1908
Музейный сотрудник В. А. Жданов вспоминал: «Как дочери, ей были открыты двери в правительственных кругах. И не было, пожалуй, случая, чтобы не удовлетворяли ее просьбы. Татьяна Львовна любила повторять: „Это делает не Татьяна, а Львовна“»
[1201]. Именно в эти года Татьяна Львовна стала подписываться двойной фамилией: Сухотина-Толстая.
После концлагеря, в начале 1921 года, Александра находилась без содержания под стражей. Получив возможность проживать в московской квартире и продолжая ходить на принудительные работы, она вернулась к многоплановой толстовской деятельности: включилась в работу Товарищества по изучению творений Л. Н. Толстого, решала вопросы, связанные с Ясной Поляной. В первую очередь она обратилась к Калинину. У нее уже был готов план: большой яснополянский дом должен быть освобожден от проживающих в нем и восстановлен в том виде, каким был в момент ухода отца из Ясной Поляны, «леса же с могилой, парк – должны быть объявлены заповедником»
[1202]. Калинин ее поддержал и попросил предоставить проект. Воображение Александры Толстой, обсуждавшей его с близкими людьми, рисовало самые широкие перспективы: строительство больниц, школ, народных домов, решение транспортных проблем для разворачивания экскурсионной работы и т. д. В поздней книге «Дочь» А. Л. Толстая точно указала на исходную драматическую коллизию, углублявшуюся в последующие годы ее яснополянской деятельности: «Трудность составления проекта заключалась в том, что надо было сделать его приемлемым для большевиков и не отступить от основных толстовских идей»
[1203].
Позднее Александра Львовна напишет: «В то время я еще наивно верила в возможность созидательной работы»
[1204]. В конце марта 1921 года она обратилась с письмом в Народный комиссариат земледелия к В. В. Осинскому о необходимости передачи хозяйства Ясной Поляны в ведение Наркомпроса с одновременным учреждением там трудовой коммуны
[1205]. В мае Александра Львовна набирала сотрудников в штат. Сергей Сухотин, выпущенный из тюрьмы и находящийся на принудительных работах без содержания под стражей, был принят ею в качестве коменданта Ясной Поляны
[1206]; филолог Вениамин Булгаков, родной брат В. Ф. Булгакова, – ответственным за культурно-просветительную работу. 16 мая она с уверенностью пишет старшей сестре Татьяне, что Ясная Поляна со временем станет «единственным в России настоящим культурным уголком и… жизнь там будет в высшей степени интересна и полезна людям»
[1207].
