В семье Толстых со временем все полюбили М. С. Сухотина. Летом 1910 года Л. Н. Толстой с душевной радостью говорил про зятя как общественного деятеля и человека: «Я хочу похвастаться: умные люди видят огромное количество разнообразных характеров, вот и Михаил Сергеевич. Он совершенно особенный. С одной стороны, барство, аристократизм, а с другой – душевная глубина, твердые религиозные принципы. Честный, правдивый. Он не желает и не ищет перемен внешнего строя, а в том, который существует, старается жить лучше»
[461].
Сидят: Е. В. Оболенская, Т. Л. Сухотина, Л. Н. Толстой, Таня Толстая (дочь М. Л. Толстого), С. А. Толстая, Ваня Толстой (сын М. Л. Толстого), М. Н. Толстая; стоят: А. Л. Толстая, М. Л. Толстой, М. С. Сухотин и А. Л. Толстой. 1908
Толстые свыклись и с Н. Л. Оболенским, но при этом семейная жизнь Татьяны и Марии складывалась таким образом, что центр тяжести переместился на другое.
У сыновей Льва Николаевича и Софьи Андреевны было много детей. У трех дочерей все сложилось иначе: ни у Марии, ни у Александры не было детей, и только Татьяна Львовна родила дочь. По тем временам очень поздно – в сорок один год.
Утраты постигали и сыновей, и дочерей, но у последних ситуация складывалась драматично. 12 апреля 1900 года у Андрея Львовича родилась Софья, а через три недели, 3 мая 1900 года, Лев Толстой со старшей дочерью Таней спешил к Марии, которую «они застали в Пирогове опять больной, после выкидыша»
[462]. Однако иногда время утрат у сыновей и дочерей почти совпадало: 24 декабря 1900 года умер первенец Льва Львовича – Лев, а 27 декабря в Ясную Поляну пришло известие, что у Татьяны родилась мертвая девочка, и через месяц с небольшим, в феврале 1901 года, Мария родила мертвого мальчика; позже, в ноябре 1901 года, Татьяна вновь лишилась ребенка – на этот раз это был мертвый мальчик. После первых родов Татьяна сказала матери: «Глядя на мертвую девочку, я только понюхала, что такое материнское чувство, и ужаснулась перед его силой»
[463].
Софья Андреевна, рожавшая шестнадцать раз и при этом благополучно разрешившаяся тринадцатью детьми, с болью размышляла о судьбе двух старших дочерей: «Очень огорчали меня мои обе дочери. Постоянные выкидыши изнуряли их обеих; а к физическим страданиям примешивались страданья душевные, погибала мечта иметь ребенка, чего они обе страшно желали. Сколько ни советовались с акушерами и докторами – ничего не помогало. И они плакали и огорчались. Бедная Маша так и умерла, не имев живого ребенка. А у Тани из шести мертвых родилась только одна живая, Таня»
[464]. Все дети Татьяны Львовны «рождались мертвыми, их было семь, так же как у дочери Маши»
[465]. Цифры из двух последних фраз противоречат друг другу, но, по-видимому, Софья Андреевна подсчитала количество родов – по семь на каждую, из них только одни кончились благополучным разрешением живым ребенком. Рифма важных событий в жизни молодых женщин была неточной.
В ноябре 1898 года к беспокойству беременной Марии доктора, по-видимому, не прислушались, приехавшая же в Ясную Поляну Софья Андреевна была рада встрече с родными, о дочери она беззаботно, с легким налетом недоверия написала: «Застали всех здоровыми, ласковыми. Маша, кажется, ничего. Доктора говорят, что могло движение ребенка вовсе не быть, а еще будет, а она себе вообразила движение или просто соврала и себе, и нам. Она очень весела и бодра, и такая беленькая, нежная и хорошенькая»
[466]. Что-то тревожило Марию Львовну; по-видимому, об этом она сообщила отцу, который в ответном письме от 9–10 декабря подбадривал дочь: «Сейчас получил от тебя, Маша, письмо. Спасибо. Какая загадка твое положение! Меня оно не переставая занимает. Давай, Маша, всему радоваться: и твоему положению, что есть случай проявить свою веру»
[467]. Однако через полмесяца, в канун нового, 1899 года, произошло печальное в жизни супругов Оболенских событие. Вспоминая о том злополучном дне, Софья Андреевна обобщила всю историю семейной жизни дочери Марии: «Она с самого замужества все хилела и нервничала; что-то было безотрадное и безжизненное в этом браке». На праздник собралась вся семья, и «в самый день праздника она родила недоношенного 5-месячного мертвого ребенка, мальчика, что повергло ее в полное отчаяние и огорчило за нее всех нас, омрачив ту радость, которую мы испытывали, собравшись все в любимой всеми нами Ясной Поляне»
[468].
Беременности раз за разом ухудшали здоровье Марии. 27 февраля 1901 года она писала отцу: «Я очень плохо поправляюсь. Мне уже 16 дней, и я все еще не хожу. Два раза пробовала встать, но приходилось опять ложиться из-за болей…» В другом письме к нему, от 4 апреля, она сообщала: «Я еще не выхожу – все еще ноги плохо действуют»
[469].
Дневниковые записи Татьяны Львовны, а также письма тех лет Марии к Татьяне представляют собой уникальный документ, повествующий о том, что молодые женщины, в очередной раз забеременев, обретали надежду, бережно вынашивали младенцев и тревожились из-за собственных болезней, а затем вновь теряли эту надежду. Но дело не столько в этом совпадении переживаний сестер, сколько в рассогласованности тех событий: одна, утратив очередного ребенка, впадала в отчаяние, другая же, напротив, оживала, чувствуя в себе новую жизнь. Каждой привелось испытать по отношению к родной сестре очень сложные чувства: и острую зависть к той, которая, возможно, все-таки родит живого ребенка, и одновременно безграничную радость, что долгожданное чудо, пусть не у нее самой, а у сестры, но наконец-то свершится, и страшное отчаяние от мысли, что и у сестры вновь все сорвется, а значит, им обеим уже не на что больше надеяться.
