Однажды один человек (в своих воспоминаниях Александра Львовна не назвала его) попросил ее руки у Льва Николаевича. Отец уговаривал младшую дочь принять предложение, но та решительно отказалась. Александре Львовне трудно было и представить, что она оставит отца и откажется от своей интересной жизни: рядом с отцом каждый день нес в себе что-то новое, особенное.
Случались и забавные истории. В начале января 1911 года двадцатишестилетняя Толстая получила письмо из Иркутска от воспитанника учительского института: «Глубокоуважаемая Александра Львовна! Простите, что я, может быть, не вовремя пишу эти строки 〈…〉 Я буду краток. Я буду просить Вас, милая Александра Львовна, не отказать ответить мне на вопросы: думаете ли Вы выходить замуж? Если думаете и если нет у Вас жениха, то не разрешите ли Вы мне переписку с Вами? Ту великую пропасть, которая лежит между Вами и мною, Вы можете перешагнуть 〈…〉 Искренно любил и люблю Вашего незабвенного отца и его учение, люблю и Вас за то, что Вы пользовались особенным доверием и любовью Вашего покойного отца. Это доверие и любовь и ручалось мне за то, что Вы добрая, кроткая и любвеобильная женщина и заставили поведать свои мысли 〈…〉 Глубоко уважающий и любящий Вас – Александр Иванович Шумский»
[554].
Но младшая дочь Толстого уже давно была влюблена в женатого человека – Александра Хирьякова, и ее чувство было взаимным. Многое раскрывает в истории этой любви фотография, сделанная Хирьяковым в 1908 году
[555]. Александра Львовна запечатлена вместе с отцом в яснополянской библиотечной комнате. Взгляд девушки, направленный на фотографа, излучает тепло, он исполнен трогательного доверия. Без сомнения, это один из лучших фотопортретов Александры Толстой: передавая мгновение встречи двух влюбленных глазами, он раскрывает что-то сокровенное и притягательное в ней.
После смерти Л. Н. Толстого Александру Львовну и Хирьякова объединила работа по подготовке к изданию посмертных произведений писателя. В 1912–1913 годах Хирьяков редактировал собрание толстовских сочинений в издательстве «Просвещение».
Надежды на счастье и напряженные переживания переданы младшей дочерью Толстого в дневнике предвоенных месяцев 1914 года. Она в то время была на юге Франции и не раз задумывалась над сложной ситуацией, в которой оказалась: «Х〈ирьякову〉 не пишу и жду от него ответа. А что мне нужно? Чуда. Потому что я не хочу причинять горя Е〈фросинье〉 Д〈митриевне〉
[556], не хочу его развода, не хочу лишить себя свободы и не хочу обмана, сойдясь с ним. Чего же я хочу?!»
[557] А ответ был такой: она хотела любить и быть любимой.
И Александра понимала, что чувство любви сильнее любых доводов. Вечером следующего дня она получила от дорогого ее сердцу человека телеграмму, а ночью увидела сон: «Сегодня всю ночь видела во сне Х〈ирьякова〉. Видела, что выхожу за него замуж. Мама, Таня, Варя
[558] мешают, но я упорна. Встала с чувством душевной усталости. Тяжело»
[559].
Александра ждала письма от Хирьякова, нуждаясь, помимо прочего, и в его поддержке: сложно складывались в последнее время ее отношения с В. Г. Чертковым, возмущавшим ее своим фарисейством. Александра Львовна, издав трехтомник «Посмертные художественные произведения Льва Николаевича Толстого», выкупала земли Ясной Поляны у семьи и передавала их крестьянам. Она же решала вопрос с размещением толстовских рукописей. И к весне 1914 года у нее накопилась усталость.
Л. Н. Толстой с дочерью Александрой. 1908
«Как иногда хочется покоя. Чтобы никого не было, только природа. А главное, не было бы фонда, Ч〈ерткова〉, старушки Дмитриевой, Муравьева, крестьян
[560] – ничего. Было бы то, что отец написал, говорил, а провалилось бы то, что налипло вокруг его имени!
Да, иногда хочется покоя. А вчера, вернувшись с фейерверка, мы
[561] сели на скамеечку у гостиницы. С моря доносились звуки военного оркестра, а из открытого окна соседнего дома фальшивый вальс, кот〈орый〉 играли на фортепиано. Веселые девушки и молодые люди шли, напевая. По улицам слышен смех, свист, пение. И вдруг сердце защемило, засосало – счастья хочу! Да нет ведь его. Все это твое воображение. Нет счастья. Есть только представление, иллюзия счастья! Пускай иллюзия! Но я хочу этой иллюзии, хочу этого обмана. А там будь что будет.
Поумнею ли когда-нибудь?»
[562]
А. М. Хирьяков (слева), М. Н. и А. Л. Толстые в Телятинках, в гостях у В. Г. и А. К. Чертковых. 1911
На следующий день она получила ответ от Хирьякова, которому не хотелось брать бремя ответственности на себя, и Александра осталась один на один с вопросом: «Что делать, что делать? Предоставляет мне выбор, как поступить, согласен на все. Мне тяжело»
[563].
Не решаясь настаивать на разводе Хирьякова с женой, Александра приходит к мысли о необходимости разрыва с любимым. «Тяжело порвать, – пишет она в дневнике. – Чувствую, что мы оба – и он, и я – рвемся, тянемся друг к другу, и это тяготение друг к другу встречается, и так сильно, что, кажется, не разорвешь. А разорвешь – и опять, как магнит к железу… сходится. Не надо. Если есть во мне сила – брошу, все брошу»
[564].
И вновь она получила письмо с признанием в любви. В Париже приняла окончательное решение. 27 апреля 1914 года Александра сделала последнюю запись:
«Ну и что же? Порвать, отрезать все, что есть дорого, причинить нестерпимую боль другому и себе, и все это своими руками, по своей воле – и почему? Зачем? Что я берегу? Свою гадкую, грязную жизнь? Свою честь? Свое имя?
