В 1908 году Чертков с семьей вернулся в Россию и поселился на хуторе Телятинки, находившемся недалеко от Ясной Поляны. В марте 1909 года из-за доносов некоторых тульских помещиков Чертков получил постановление о высылке из Тульской губернии и обосновался с семьей в подмосковной усадьбе Крёкшино
[592]. В мае 1910 года Чертков с женой и сотрудниками переехал в имение Отрадное Московской губернии, однако летом получил разрешение вернуться в Телятинки на время пребывания там его матери Елизаветы Ивановны. В Астапове
[593] Чертков провел с Толстым последние дни и часы его жизни.
Л. Н. Толстой и В. Г. Чертков в Ясной Поляне. 1909
В духовной жизни Толстого особое место всегда было отведено близким друзьям – А. А. Фету, Н. Н. Страхову. В последние годы жизни таким близким человеком стал для него Чертков. Многолетняя переписка Толстого с ним занимает пять томов в Полном собрании сочинений писателя. В дневнике от 6 апреля 1884 года Толстой отметил, думая о Черткове: «Он удивительно одноцентренен со мною»
[594]. Через пятнадцать лет Толстой сетовал в письме к нему: «А последнее время все эти пустяковые дела заслонили, затуманили нашу связь. И мне стало грустно и жалко и захотелось сбросить все, что мешает, и почувствовать опять ту дорогую, п[отому] ч[то] не личную, а через Бога, связь мою с вами, очень сильную и дорогую мне. Ни с кем, как с вами (впрочем, всякая связь особенная), нет такой определенной Божеской связи – такого ясного отношения нашего через Бога»
[595]. И через десять лет толстовское отношение к Черткову не изменилось: «Какая радость иметь такого друга, как вы. 〈…〉 Хорош ли, верен ли тот центр, к[оторый] мы с вами считаем центром, мы оба идем к нему, одному и тому же. И сближаемся не п[отому], ч[то] хотим этого, но п[отому], ч[то] стремимся к одному центру – Богу, высшему совершенству, доступному пониманию человека. И эта встреча на пути приближения к центру – великая радость»
[596]. «Есть целая область мыслей, чувств, к[оторыми] я ни с кем иным не могу так естественно [делиться] – зная, что я вполне понят, – как с вами»
[597], – писал Толстой 26 октября 1910 года свое последнее письмо Черткову из Ясной Поляны.
Толстой высоко оценивал духовную близость с Чертковым, был благодарен другу-единомышленнику за преданность их общему делу. За несколько дней до смерти, 1 ноября, он написал своим старшим детям Сергею и Татьяне со станции Астапово: «Вы оба поймете, что Чертков, которого я призвал, находится в исключительном по отношению ко мне положении. Он посвятил свою жизнь на служение тому делу, которому и я служил в последние 40 лет моей жизни»
[598].
Дочери Толстого долгие годы были вполне доброжелательно настроены к Черткову: он стал самым близким другом любимого ими отца.
В свое время решение Черткова жениться не по любви, но из общности идеалов, с одной стороны, удивило Татьяну Львовну, с другой стороны, заставило посмотреть на него с долей восхищения. 12 октября 1886 года она записала в дневнике: «Чертков удивительно светел и спокойно весел, но вида жениха совсем не имеет. Я не знаю, жалеть ли его или любоваться им. Так странно он смотрит на свою женитьбу. Он едет, чтобы немедленно жениться, но вместе с тем говорит, что он об этом мало думает, что, может быть, это не случится и что он не будет тогда несчастлив. Я понимаю его точку зрения, но не могу согласиться с ней. Он нашел себе жену своих убеждений, своей веры и любящую его, и так как он находит, что ему нужно жениться для того, чтобы иметь детей и чтобы жена помогала ему в его деле, то он и решил, хотя не любя ее, взять ее себе в жены. Надеюсь, что это выйдет хорошо, но я боюсь, что это может выйти несчастливо. Какой он хороший и какой глубоко убежденный человек!»
[599] В последующие годы Татьяна Львовна дружески относилась к Черткову, в мае 1909 года она хлопотала за него перед П. А. Столыпиным.
Мария Львовна с самого начала понимала, что Чертков становится важным человеком в жизни отца, это не могло не встревожить преданную ему дочь. В отношениях к толстовскому другу с ее стороны проявлялись и ревность, и раздражение. Мария Львовна не одобряла его повышенного интереса к толстовским рукописям, о чем свидетельствует ее письмо Черткову, написанное в конце июля 1890 года: «Мне надо вам покаяться, простите меня, что у меня было против вас дурное чувство. Мне казалось, что вы слишком тянете вещи из-под пера папá. И когда приезжал Чистяков за дневниками, мне стало досадно. Я уверена, что он не хочет, чтобы кто-либо читал эти дневники, пока он жив. Даже он это пишет в одном месте. И потому надо это оставить»
[600].
Старшая дочь Татьяна, оглядываясь на прошедшее, обращала внимание на то, что «отец в своем дневнике не раз жалуется на упорное вмешательство Черткова в его самые интимные дела и на его упорную настойчивость в том, чтобы мой отец поступал так, как ему, Черткову, того хотелось. Не хочется приводить здесь эти места из дневников и писем отца; недавно уже, рядом с большой любовью и благодарностью отца к Черткову, он иногда тяготился его опекой. Не раз мы с моей покойной сестрой Марией и c Александрой говорили о том, как бы умерить деспотическое отношение Черткова к отцу, но так как наряду с этой тяжелой стороной его характера Чертков давал отцу много радости – мы и не вмешивались в их отношения. 〈…〉…не могу не сказать, что всегда, с самого начала нашего знакомства с ним, Чертков старался отделить от отца всех близких ему людей»
[601].
Софья Андреевна решительно противостояла Черткову. В отличие от прежних самых близких друзей мужа – А. А. Фета и Н. Н. Страхова, этого человека она невзлюбила. Еще в самом начале дружбы мужа с Чертковым, 9 марта 1887 года, она записала в своем дневнике: «Этот тупой, хитрый и неправдивый человек, лестью окутавший Л. Н., хочет (вероятно, это по-христиански) разрушить ту связь, которая скоро 25 лет нас так тесно связывала всячески!»
[602]
