По всей видимости, Александра Львовна разговаривала с императором
[819], только что вернувшимся с Кавказского фронта. 20 декабря она сообщила матери, что, возможно, 23-го числа отправится на турецкую границу, и мимоходом заметила: «…мне государь пожелал, чтобы наш отряд ехал на Кавказ»
[820]. Император воюющей страны, без сомнения, далеко не случайно побеседовал с молодой графиней Александрой Толстой. Николай II был в курсе антивоенной позиции ее отца, мнение которого было авторитетным не только в России, но и в мире, однако участие в нынешней войне его дочери – желала она того или нет – в глазах соотечественников делало аргументацию Льва Толстого менее убедительной. Власть не могла не понимать этого.
В письме к матери Александра отметила, что указанное государем направление потребовало от отряда новых усилий в подготовке: для Кавказа многое нужно было переделать. Любопытно, что в книге «Дочь» А. Л. Толстая не сочла необходимым упомянуть ни о том смотре, ни о разговоре с императором.
Военный историк А. М. Зайончковский отметил в связи с кавказскими событиями на фронте в ноябре – декабре 1914 года: «Большая часть сил сосредоточивалась на Карском направлении, в районе Ольты – Сарыкамыш, а меньшая (около 2 дивизий, но с большим количеством конницы) – на Эриванском направлении, в районе Игдыря»
[821]. В ноябре 1914 года перед Эриванским отрядом была поставлена задача пройти «малодоступный, с неразработанными перевалами пограничный хребет Агрыдаг, овладеть Баязетом, Алашкертом и Каракалисой»
[822]. На рубеж 1914–1915 годов пришлась блестящая победа русской армии под Сарыкамышем, в результате которой упрочилось положение России на Азиатском театре, а затем последовали и ее серьезные операции против Турции.
Эшелон с отрядом, в котором была А. Толстая, шел на Кавказ больше недели, в Тифлисе
[823] одной части отряда пришлось дожидаться следующего назначения около месяца. 11 января 1915 года Толстая написала сестре Татьяне, что живет в общежитии с медсестрами и общается с самыми разными людьми – от простоватых православных сестер милосердия до социал-демократов и весьма самоуверенных курсисток. Часть отряда во главе с Глебовым уже ушла на Карс – Ольты в рамках первого главного операционного направления (Карс – Эрзерум)
[824], а другая часть во главе с Полнером выбрала второе направление (Эривань – Алашкерт) и должна была проследовать в Игдырь и в Каракалису Алашкертскую. Толстая уже хорошо знала, что эриванское направление особенно опасное: по дороге нападали банды курдов, на местах свирепствовали эпидемии тифа, оспы и малярии, в высокогорье проезда не было, а в некоторых местах даже верблюды пробивались с трудом.
Сложность переходов верхом «через перевалы без дорог», опасность пребывания в местах эпидемии, трудности обустройства на новом месте были отягощены для А. Л. Толстой проявлениями острой социальной неприязни в ее адрес. С подобным она столкнулась в своей жизни впервые.
В Игдыре прибывшие организовали первый перевязочный пункт 7-го Передового отряда Всероссийского земского союза. И здесь Толстую остро возненавидела врач-социалистка:
«– Прислали, видите ли, „работницу“! – жаловалась она молодому врачу. – Без протекции она сюда бы не попала. Что она знает? графиня, аристократка!»
[825]
И врач приказала Толстой расставлять и застилать кровати, мыть полы, окна, двери в палатах. Александра беспрекословно подчинилась, о чем позднее вспоминала:
«Щеток не было. Молча, стиснув зубы, я терла полы тряпками. Я так боялась, что врачиха будет смеяться над моей никчемностью, называть белоручкой, барыней, – тем более что опыта в мытье полов у меня не было никакого»
[826].
Правда, Александру выручал брат милосердия Эмилио Феррарис – доброволец-итальянец. Но докторша не сдавалась: назначила Толстую делать массаж тридцати больным. Такое и с годами не забылось.
«И я терла им ноги, руки, спины часами, пот лил с меня ручьем. Я не знала тогда, что мыть полы, массировать десятки больных – не входило в обязанности сестры. Да злая докторша и не назначала кадровых сестер на эту работу.
– Сестрица, брось, умаялась, – говорили мне больные солдаты. Они жалели меня, но я не обращала внимания на их слова, продолжая их часами массировать.
Может быть, это и был подвиг? Но подвигом в моем представлении было нечто совсем другое!»
[827]
В начале февраля в Игдырскую земскую больницу прибыл корпусный командир и, выполняя распоряжение великого князя Георгия Михайловича
[828], наградил А. Л. Толстую Георгиевской медалью
[829]. Документа, в котором обосновывалось принятое решение, по-видимому, не сохранилось. Сама же Александра Львовна не сочла необходимым пояснить в своих воспоминаниях, за что она была удостоена награды, именно поэтому у читателей книги «Дочь» до сих пор складывается обманчивое впечатление, что дочь Толстого получила свою медаль незаслуженно.
В письме от 12 февраля 1915 года Александра Львовна сообщила о награждении матери, подчеркнув, что ей неприятно было получить эту медаль: ведь ей-то хотелось совершить какое-то особое, «хорошее дело». Умолчание Александры Толстой в книге «Дочь» можно объяснить ее твердым убеждением, что она получила медаль не то чтобы случайно, но явно не за настоящий геройский поступок. По-видимому, у нее были и сохранились в последующие годы иные представления о героизме.
Отряд продвигался дальше, в Каракалису Алашкертскую, расположенную в Турецкой Армении. Перед походом Александра решила приобрести себе выносливую лошадь, которая не подвела бы на длительных переходах и сложных перевалах. В горах еще лежал глубокий снег, и передвигаться можно было только верхом на лошадях, но не все участники отряда умели это делать. О них она и написала: «А вечером на стоянках не могли ни ходить, ни сидеть от боли в ногах. А я только посмеивалась… Недаром отец меня приучил ездить верхом с 6-летнего возраста». Путь, как отмечала позднее Александра Львовна, был сложным и по-своему прекрасным.
