Однако так было не всегда. В самой себе Мария замечала желание сводить счеты с матерью и винить ее одну, не учитывая при этом и собственной роли в происходящем. Средняя дочь понимала, что нельзя отмахнуться от этих сложных взаимоотношений, время от времени заходящих – с их обоюдного посыла – в тупик. И приходила к выводу: ситуацию надо было не «перешагнуть», но в корне изменить.
Прежде всего соглашалась с отцом: необходимо прощать мать и никогда не забывать об этой надобности. Вместе с тем Мария, продолжая размышлять, делилась с отцом наболевшим: очень сложно исправить характер своих чувств к матери. «Трудно мне в этом главное то, что я знаю, что мама меня не любит и никогда не любила, и потому я всегда всеми своими сторонами, и лучшими своими сторонами, я, всегда натыкаясь на эту ее нелюбовь, не могу устоять, и сначала мне это просто больно, а потом обидно и наконец злобно».
Далее Мария описывает сложившийся в общении с матерью психологический механизм: «Мама до такой степени привыкла не любить меня, что, обижая и делая мне больно, она не замечает этого…» – а потом Софья Андреевна делает какой-то добрый поступок, не понимая, почему дочь не откликается на него. В очередной раз незамеченная обида дочери порождает ответную обиду матери, и так без конца. В воронке обид чувства с обеих сторон только усложняются. Однако, вдумываясь в эти отношения, Мария тут же задается вопросом: не является ли она сама «слишком обидчивой и самолюбивой»? Причин, удерживающих ее в границах недобрых чувств к матери, много, но она уверена, что сможет справиться: «Знаю, что еще мне мешает в этом, пожалуй, ревность, например к Тане и другим братьям, и, опять-таки, самолюбивое чувство обиды и кажущейся несправедливости, но и с этим знаю, чем и как бороться»
[87].
Ключевым для понимания истории и содержания взаимоотношений матери и средней дочери является признание Марии брату Льву, неловко затронувшему больную для нее тему. Она писала: «Я думаю, что меня так задело твое письмо именно потому, что мои отношении с мамá с детства составляют для меня предмет такой важности, такой внутренней работы, что это место особенно чувствительно, и ты особенно грубо в него попал. Прости меня, пожалуйста, если это письмо обидит тебя»
[88]. Мария глубоко переживала сложные отношения с матерью, но при этом все усилия направляла на внутреннюю работу с собой, стараясь по мере возможностей быть внимательной, терпимой и доброжелательной в общении с ней. Мария, зная, что «любить любящих легко», ставила перед собой очень трудную задачу любить нелюбящего, «свое духовное состояние держать на такой высоте, на которой неуязвим и на которой… никому не сделаешь больно»
[89].
Материнские чувства Софьи Андреевны к дочерям богаты и разнородны: это и гармоничные отношения любви-дружбы, и тревожные переживания любви-раздражения. Дочери со своей стороны раскрывались различно: легко любовью отвечая на любовь (Татьяна), учась с опорой на неустанный духовный труд любовью откликаться на сложную по своей природе «недолюбовь» (Мария).
По-видимому, сложность отношений с матерью во многом определила направление духовной жизни Марии, последовавшей за отцом. И все же главное в другом: именно он был изначально ей близок. Она была «соприродна» ему. Старшая сестра Татьяна уже позднее, в своих воспоминаниях, зафиксировала оставшееся в ее памяти: в 1885 году «сестра Маша являлась всецело последовательницей отца: ей было тогда четырнадцать лет. Из всех детей она и младший брат Ванечка больше всех походили на него. Она унаследовала его глаза, голубые, глубокие, пытливые и лучистые»
[90]. Младшая Александра писала: «Когда я вспоминаю Машу, на душе делается радостно и светло. Всем своим обликом она была похожа на отца 〈…〉. Лицо Маши было серьезное, сосредоточенное, казалось, что она только прислушивалась к тому, что у нее происходит внутри. Все любили ее, она была приветлива и чутка: кого ни встретит, для всех находилось ласковое слово, и выходило это у нее не делано, а естественно, как будто она чувствовала, какую струну надо нажать, чтобы зазвучала ответная. Машу все называли некрасивой 〈…〉 но все существо ее казалось мне милым и привлекательным»
[91].
В детстве и отрочестве Маша, оказавшаяся одна среди остальных детей мало любимой матерью и понимавшая это, винила себя и пыталась привлечь к себе внимание близких, завоевать любовь окружающих. Юная Маша отличалась досадной для ее близких слабостью «влюблений» в молодых людей, однако эта ее особенность вполне объяснима: поиском любви она интуитивно пыталась восполнить для себя недостаток в собственной семье. Кроме того, Мария отличалась богатым воображением, разыгрывая для себя целые истории. По-видимому, ее внутренняя работа началась довольно рано.
Однако со стороны все ее разнообразные душевные усилия могли выглядеть сумбурными и малопонятными. Так, вероятно, и произошло со старшей сестрой, случайно обнаружившей дневник Маши и прочитавшей его. Надо вспомнить и то, что отношения сестер включали в себя чувство ревности к отцу. Старшей сестре, всеми любимой и избалованной этой любовью, было на тот момент двадцать три года, а средней – семнадцать лет.
Вот строки из дневниковой записи Татьяны:
«Сейчас я согрешила, но не раскаиваюсь в своем грехе. Роясь в комодах, я открыла дневник Маши и столько из него вынесла поучительного, что радуюсь своему поступку. Во-первых, мне стало страшно жаль ее. Хотя я всегда думала, что она чувствует свое одиночество в семье, нелюбовь к ней, но, никогда не испытавши ничего другого, я не думала, чтобы она так страдала от этого. Она пишет, что хочет убить себя, но что ее останавливает то, что она чувствует, что она нелюбима по своей собственной вине, и что она будет стараться побороть свои дурные стороны, чтобы ее любили.
Она очень много сделала в этом направлении, и действительно, ее стали больше любить и мама, и папа, и я, и братья, и малыши. Это ужасное несчастье – иметь ее натуру: лживую, хитрую и вместе с тем чувственную и фальшиво-восторженную. Ее дневник – это такой сумбур, в котором разобраться невозможно. То, что она не видит ласки и любви дома, делает то, что она готова броситься на шею первому встречному и на каждой странице своего дневника влюблена в нового. 〈…〉
