— Говорит Роджер Фаллет.
— Твое имя — дерьмовый Фаллет.
— Лоу? Ты? Лоу Пастернак?
— Я позвонил и спросил репортера Роджера Фаллета, а мне любезно объяснили, что Роджер Фаллет — уже редактор.
— Это произошло всего месяц назад.
— «Лос-Анджелес Тайме» медленно деградирует.
— Наконец они признали талант.
— А-а, ты хочешь сказать, что твою должность они уже предложили кому-то другому.
— Очень остроумно.
— Спасибо.
— Ты очень остроумный человек.
— Спасибо.
— Пластическая операция поможет тебе.
— Эй, Фаллет. Не задирай меня.
— Извини, я забылся.
— Это уже не в первый раз.
— Слушай, Лоу, вместе с этой должностью я получил офис, который больше, чем все твое издательство.
— Они дали тебе этот офис, чтобы запереть тебя там, чтобы ты не совал нос в дела газеты.
— Я ужинаю с боссом.
— Потому что он должен держать тебя под контролем.
— Черт, как я рад слышать твой голос.
— Как Пегги и дети?
— Отлично. Замечательно. Все здоровы.
— Передай им мои наилучшие поздравления с Рождеством.
— Обязательно. Ты должен зайти к нам в ближайший выходной. Ты помнишь о том, что мы не виделись уже полгода? А ведь живем мы так близко друг от друга. Лоу, почему мы не встречаемся чаще?
— Может, подсознательно мы ненавидим друг друга?
— Никто не может подсознательно ненавидеть меня. Я замечательный человек. Так говорит моя дочь.
— Что ж, замечательный человек, мне интересно, сможешь ли ты оказать мне услугу?
— Говори, Лоу.
— Я бы попросил тебя просмотреть в архиве «Таймс» некоторые дела. Меня интересует материал об одном преступлении.
— Что за преступление?
— Попытка изнасилования ребенка.
— Б-р-р.
— И нападение с намерением убийства.
— Где это случилось?
— Где-то в западном районе Лос-Анджелеса. В одном симпатичном пригороде. Девочка жила в поместье акров в двадцать, которое, вероятно, с тех пор было перепродано.
— Когда это произошло?
— Двадцать четыре-двадцать пять лет назад.
— А кто был жертвой?
— Имя мне не хотелось бы называть.
— Как это?
— Роджер, она — мой хороший друг.
— Понятно.
— Кроме того, она относится к тем людям, кто постоянно на виду.
— Я заинтригован.
— Я не собираюсь писать об этом. И не хотел бы, чтобы кто-либо другой сделал это.
— Если это произошло двадцать пять лет назад, для газеты это не представляет никакого интереса.
— Знаю. Но кому-нибудь захочется использовать этот материал в каком-нибудь журнале. Это сильно ранит ее, если опять начнут ворошить ее прошлое.
— Если ты не собираешься об этом писать, зачем ты хочешь поднять эти факты?
— Она в беде. В серьезной беде. И я хочу помочь ей.
— А почему ты не можешь расспросить ее саму о том, что произошло?
— Ей было всего шесть лет, когда это случилось.
— О Боже!
— Она не может вспомнить все, по крайней мере вспомнить правильно.
— А те события двадцатипятилетней давности имеют какое-то отношение к той беде, в которой она оказалась сейчас?
— Вполне возможно.
— Хорошо. Я не пошлю никого другого сделать работу — я сам спущусь в архив и пороюсь в документах.
— Спасибо, Роджер.
— И я займусь этим как твой друг, а не как репортер.
— Это замечательно.
— А как имя жертвы?
— Мэри Берген. Нет, подожди... тогда ее звали Мэри Таннер.
— Ясновидящая?
— Да.
— Она пишет для нас статьи.
— Для меня тоже.
— А имя насильника?
— Бертон Митчелл. Б-е-р-т-о-н М-и-т-ч-е-л-л. Он был садовником в усадьбе Таннеров.
— Я найду все материалы. Есть что-нибудь, что представляет для тебя особый интерес?
— Я хочу знать, был ли суд над Митчеллом? И, если был, был он осужден или помилован?
— Ты же сказал, что он насильник?
— Это еще не значит, что его признают виновным. Ты знаешь, что может сделать хороший адвокат.
— Что-нибудь еще?
— Главное — это: был ли Митчелл признан виновным? И еще, я хочу знать, покончил ли он жизнь самоубийством?
— Так тебе сказали?
— Да. Но мне надо удостовериться, что это — правда.
— Лоу, если он еще жив и если он не в тюрьме, я сомневаюсь, что смогу выяснить, где он находится сейчас.
— Я не прошу тебя найти его. Если Митчелл жив, думаю, я знаю, где искать его.
— Я позвоню тебе после обеда.
— Я буду у себя в офисе.
Закончив разговор с Роджером Фаллетом, Лоу набрал междугородний номер и попросил к телефону доктора Оливера Рейлсбека, своего старого друга, с которым он учился в Стэнфордском университете. Они проговорили минут пятнадцать.
В половине десятого, выяснив у Оливера Рейлсбека все, что ему было нужно, Лоу прошел в ванную для гостей. Он убрал остатки вчерашнего разгрома. Стоя посреди маленькой комнатки, он внимательно вглядывался в зеркало, висевшее над умывальником. В нем не отражалось ничего, кроме его собственной персоны.
Он потрогал стекло и раму зеркала, потрогал умывальник. Прошлой ночью все было залито кровью, которую Мэри увидела и материализовала силой своего сознания. Густая влажная кровь была настоящей... и не настоящей. Кровь имела субстанцию; цвет, текстуру (пусть хоть на несколько секунд), но это была кровь не из этого мира.
Он подумал, чью боль и страдания воплощала она. Это могла быть символическая кровь той блондинки, чью смерть Мэри предсказала. А, может, стекавшая с пальцев Макса, это была кровь Мэри?
Предзнаменование смерти?
— Боже, помоги ей, — громко сказал Лоу.
Глава 14
Мэри устроилась на неудобном металлическом стуле, положив сумочку на колени, а руки на сумочку.
Макс сидел на стуле слева от нее. Он знал, она не выносила долгих разговоров с полицейскими и что сумрачная холодная атмосфера полицейского участка выводила ее из равновесия. Несколько раз за прошедшие четверть часа он незаметно, не привлекая внимания окружающих, брал ее за руку, чтобы успокоить. Как обычно, его присутствие поддерживало ее.
