Позднее вулканологи установили, что извержение Асама было вызвано крупным тектоническим сдвигом в земной коре: в том же 1783 году на противоположной стороне планеты произошло ещё более мощное извержение вулкана Лаки в Исландии, одно из самых катастрофичных за всю историю человечества. За восемь месяцев из двадцатипятикилометровой трещины в земной коре на поверхность излилось более девятнадцати кубических километров лавы, покрывшей площадь в пятьсот шестьдесят пять квадратных километров, что в пять раз больше площади Парижа. Вулкан Лаки отравил воздух на огромной территории, выбросив из кратера восемь миллионов тонн фтористого водорода и двадцать два миллиона тонн диоксида серы. В результате извержения от удушья погибли десять тысяч человек и двести сорок тысяч домашних животных.
Зимой 1784 года в северо-восточных провинциях Японии начался голод. Опасаясь наказаний, удельные князья занижали масштабы бедствия и число жертв, поэтому его последствия точно неизвестны. Считается, что за три года от голода и вызванных им болезней умерли от трёхсот до пятисот тысяч человек. Больше всего пострадало княжество Хиросаки (западная часть префектуры Аомори), потерявшее половину населения – каждый третий его житель умер, а каждый пятый бежал (Явата, 2009). После первой голодной зимы 1784 года крестьяне были вынуждены оплатить прошлогодние долги семенным фондом и почти ничего не посеяли, что закончилось вполне предсказуемой катастрофой. В Эдо начались погромы рисовых складов, лавок, усадеб. Власть не знала, что предпринять, и на какое-то время жизнь в городе была парализована. Борясь с нехваткой продовольствия, власти на местах начали распускать гильдии и поощрять свободную торговлю.
Природные бедствия на этом не закончились. После извержения вулканов Асама в Японии и Лаки в Исландии климат Северного полушария лихорадило ещё десять лет. На северо-востоке Хонсю зимы 1783–1785 годов выдались необыкновенно сухими, тёплыми и бесснежными. Реки в районе Канто обмелели – не только из-за сухих зим, но и из-за продуктов вулканического выброса, смытых в их русла. Словно скопив всю нерастраченную за три года влагу, небо опрокинуло её на землю проливными дождями летом 1786 года. Обмелевшие реки мгновенно вышли из берегов и затопили поля, в очередной раз уничтожив урожай. На западные провинции в том же году обрушился сильный тайфун. Цены на рис взлетели на заоблачную высоту и вызвали в городах погромы.
Борьба с надвигающимся голодом началась осенью 1783 года. В октябре Танума издал указ о создании общественного фонда кредитования (сяккин кайдзё, букв. «место займа»), где удельные князья могли взять деньги в долг. Кредиторами правительство в приказном порядке назначило богатых осакских купцов. Деньги ссужались под правительственную гарантию при годовой ставке в восемь процентов (5,5 процента шли заёмщику, 2,5 процента – гаранту). Для казны 2,5 процента комиссионных составляли небольшую сумму в три тысячи шестьсот двадцать пять рё, но коммерчески мысливший Танума и их не хотел упускать.
Многие княжества воспользовались предоставленной возможностью и взяли кредиты, однако возвращались деньги с большим трудом, и разочарованные купцы начали уклоняться от выполнения указа. В декабре 1785 года бакуфу снова объявило в Осака сбор средств в пользу даймё, добавив пункт о принудительной выплате долга из будущих урожаев в случае просрочки. Это означало, что в случае задолженности часть земель переходила под контроль правительства и уже оно гарантировало купцам возврат долга из будущих урожаев. При этом годовая ставка была снижена с восьми процентов до семи, а себе правительство оставило один процент, повысив, таким образом, привлекательность операции и для заёмщиков, и для кредиторов. Под действие указа попали около семисот торговых домов и храмов с активами общей стоимостью около шести миллионов рё.
Изменение условий оказалось выгодным в первую очередь правительству (контроль над деньгами и стабильный доход), во вторую – провинциальным хозяйствам (возможность получить заём). Кредиторам же достался самый невыгодный аспект сделки: их заставили не только взять на себя кредитование рискованного сельскохозяйственного производства, но и передать контроль над своими деньгами правительству, да ещё и платить ему за это. Удельные князья также нашли в указе повод для недовольства: пункт о гарантированном возврате долга, означавший ущемление права собственности на землю. Многие даймё были уверены, что сёгун, выдавший им именные грамоты на владение землёй, не мог сам издать такой указ – это злоупотребление его доверием со стороны Танума. Особенно негодовали по поводу самоуправства главы правительства ближайшие родственники Токугава. Если раньше они просто презирали Танума Окицугу за его коммерческие проекты, то теперь, после ущемления их права собственности на землю, он стал их идейным врагом.
Убедившись, что расчёт на осакских купцов не оправдался, Танума издал в июне 1786 года указ о сборе денег со всего населения. В течение следующих пяти лет сельские старосты должны были ежегодно сдавать в общественный фонд по двадцать моммэ серебром с каждых ста коку риса, собираемых в подотчётных им деревнях. Синтоистские и буддийские храмы должны были вносить по пятнадцать рё золотом, а квартальные старосты в городах – собирать по тридцать моммэ с каждого домохозяйства (Судзуки, 1972). На эти средства Танума планировал создать первый правительственный банк, в котором не только землевладельцы, но вообще любой желающий мог взять деньги в долг под семь процентов годовых. Однако через два месяца после июньского указа сёгун Иэхару умер, в замке всё изменилось, и проект не был реализован.
Великий голод годов Тэммэй, как его называют в Японии, растянулся на долгие восемь лет и стал самым тяжёлым за весь период Токугава – он сократил население страны на девятьсот тысяч человек. Сопровождавший его экономический кризис кардинально изменил социально-политическую ситуацию и вызвал следующий этап изменений, известных как реформы годов Кансэй.
«Эпоха Танума» характеризовалась ускоренным развитием науки и культуры. Освоение европейских знаний, тонким ручейком проникавших в Японию через голландское торговое представительство в Нагасаки, началось ещё при восьмом сёгуне Ёсимунэ, когда он смягчил запрет на ввоз иностранной литературы. Конфуцианцы Аоки Конъё и Норо Гэндзё, которым восьмой сёгун поручил освоить голландский язык, через несколько лет открыли частные школы и стали набирать в них учеников. Вскоре в стране появилось несколько десятков японцев, которые могли как-то разбирать голландский текст и пытались читать попадавшие к ним книги. Десятый сёгун Иэхару продолжил политику деда в этой области: при нём отношение к европейским знаниям в целом улучшилось, а ежегодные визиты вежливости голландцев в Эдо стали проходить в более благожелательной атмосфере.
Сугита Гэмпаку
Наибольший интерес у японцев вызывали европейские книги по медицине, поэтому среди тех, кто изучал голландский язык (их называли рангакуся, букв. «голландоведы»), большинство составляли врачи. В 1771 году им в руки попал медицинский атлас с описанием внутренних органов человека на голландском языке, автором которого был немецкий врач Иоганн-Адам Кульм. Рассматривая иллюстрации, «голландоведы» обратили внимание на то, что многое в них не совпадает с представлениями традиционной китайской медицины, и решили проверить европейскую науку практикой. Попросив палача вскрыть тело казнённого преступника, Маэно Рётаку, Сугита Гэмпаку и Накагава Дзюнъан сравнили его внутренние органы с немецкими иллюстрациями и поразились их точности, после чего решили во что бы то ни стало перевести атлас на японский язык. Работа началась буквально на следующий день и продолжалась три с половиной года. Языковых знаний катастрофически не хватало, поэтому Маэно Рётаку и пяти его коллегам пришлось одиннадцать раз переписывать текст. Главная трудность состояла в подборе слов для обозначения понятий, не существовавших ни в японском, ни в китайском языке. Сугита Гэмпаку впоследствии писал, что браться за перевод книги в тех условиях было всё равно что выйти в открытое море на судне без руля (Сэкинэ, 1999).
