– Она так молода! Так молода… – сквозь слезы твердила Изабель.
Последние недели прошли в такой тревоге, что о дне рождения Екатерины никто не вспомнил, даже она сама. Ей исполнился двадцать один год. Слишком рано умирать.
Днем в пятницу Изабель вышла на улицу, чтобы собрать хвороста для очага. Оставленный им запас дров оказался совершенно недостаточным. Вернулась она очень быстро – торопливо прошла по крытой галерее, кутаясь в накидку, и через несколько мгновений влетела в комнату:
– Мадам, к причалу только что подошла барка с герцогом Саффолком и графами Саутгемптоном и Сассексом. Они сейчас будут здесь. – Женщины переглянулись; обе понимали, что это означает, а потом Изабель обняла Екатерину и крепко прижала к себе. – Моя дорогая девочка, крепись!
Екатерине ничего не хотелось больше, чем навсегда остаться в утешительных объятиях сестры, но она выпуталась из них, как только посетители вошли в комнату.
– Мадам, – отрывисто проговорил Саффолк, который явно предпочел бы находиться сейчас где-нибудь не здесь, – мы прибыли с приказанием перевезти вас в лондонский Тауэр.
У Екатерины едва не подломились колени, но ей удалось устоять и сохранить достоинство. Однако говорить она не могла.
– Соберите вещи, – велел он Изабель.
Они стояли молча и ждали. Екатерине хотелось кричать, но она напомнила себе: даже когда все надежды утрачены, дочь Говардов не должна терять контроль над собой.
Изабель вернулась, трясущимися руками надела на сестру накидку и подала ей перчатки. В сопровождении шедших по бокам стражников лорды провели Екатерину по крытой галерее, пересекли внутренний двор и вышли за ворота Сиона. Моросил дождь. Они направились к причалу, где ждали барки. На первой было четверо моряков, а на двух других, пришвартованных за ней, находились ливрейные слуги и вооруженная стража. Увидев все это, Екатерина остановилась, понимая, куда будет отправлена и что ждет ее там. Это реальность. Все происходит на самом деле. Она умрет. Генрих и правда решил казнить ее! До сих пор она только наполовину верила в это, опрометчиво рассчитывала, что он проявит милосердие.
Спокойствие покинуло ее. Говард она или нет, а Екатерина замотала головой:
– Нет. Нет, я не пойду!
– Мадам, это приказ короля, – попытался образумить ее Саффолк. – Мы все должны слушаться его.
– Нет! Меня там убьют! Я не пойду! – И, развернувшись, она кинулась бежать обратно к аббатству. Разумеется, стражники догнали ее и схватили, а она силилась вырваться и визжала: – Отпустите меня! Отпустите!
Сассекс в отчаянии покачал головой:
– Мадам, это вам не поможет. Вы должны ехать с нами.
– Нет! – взвыла она, обезумев от страха, и рухнула на колени в траву, но стражники подняли ее.
– Давайте, госпожа, без глупостей! – грубо сказал один.
– Позвольте мне поговорить с ней, – попросила Изабель.
– Идите на барку! – рявкнул Саффолк.
– Нет! – снова взвизгнула Екатерина, тогда лорды сами грубо схватили ее и заволокли, ревущую и упирающуюся, на первую лодку.
Екатерина попыталась соскочить на берег, суденышко опасно закачалось на воде, а беглянке преградили путь, затащили в каюту и толкнули на скамью с мягким сиденьем. Там уже сидели три дамы – леди Дадли, леди Денни и леди Ризли – женщины, которых Екатерина не взяла служить ей в Сионе и предпочла бы не видеть рядом с собой в этот момент. Все трое глядели на нее с ужасом и некой долей сочувствия, но она была слишком расстроена и не заговорила с ними.
– Оставайтесь здесь! – скомандовал Саутгемптон, наклонился и задвинул шторки на окне. – Леди Бейнтон, проследите, чтобы она никуда не делась, пока мы не доберемся до Тауэра. И не открывайте занавески. Мы будем на барках сзади.
Выставив стражу у дверей каюты, советники удалились. Екатерина стенала от горя и страха, черное бархатное платье промокло. Изабель обняла ее одной рукой и крепко держала.
Матросы вывели барку на середину реки и направили к Лондону. Екатерина безжизненно откинулась на спинку скамьи и сквозь щель в занавесках жадно глядела на проплывавшие мимо хорошо знакомые пейзажи и здания, понимая, что видит их в последний раз. Ей никак не удавалось осознать весь ужас своего положения. Не так давно она наслаждалась поездкой с Генрихом по тому же самому отрезку Темзы. Вспоминать об этом было просто невыносимо. Когда они плавно двигались мимо Ламбета и дома герцогини, где прошла ее беспечная юность и были совершены величайшие глупости, Екатерине пришлось отвести взгляд от окна.
Когда они достигли Лондона, от качки и бушевавшей в душе тревоги Екатерину затошнило. Она боялась, что ее вырвет.
– Мне нужно подышать воздухом, – схватившись за занавеску, выдохнула она.
– Нет, мадам! – крикнула леди Дадли.
– Мне нужен воздух или меня вырвет! – не отступалась Екатерина и, отодвинув шторку, высунулась из окна наружу.
Они проходили под Лондонским мостом, на южном берегу виднелась его башня. Екатерина пригляделась и от ужаса уже не могла оторвать взгляда от того места, потому что там были выставлены на длинных шестах две головы. Они почернели и подгнили, но она их сразу узнала: Том и Фрэнсис.
Екатерина отчаянно зарыдала, и ничто не могло ее успокоить. От представшего глазам зрелища мороз пробрал ее до самых костей, и она с новой силой осознала, как ужасна участь тех, кто наносит обиды королю.
– Моя голова тоже будет там! – заголосила она.
– Нет, никогда, – утешала ее Изабель. – Голову королевы Анны не выставляли напоказ.
Но это было слабым утешением.
Глава 34
1542 ГОД
Уже почти стемнело, когда они прибыли в Тауэр. Взобрались вверх по ступеням, которые вели к воротам в башне Байворд. Саутгемптон и Саффолк шли впереди, за ними тащилась Екатерина, едва способная подниматься наверх. Там ее ждал сэр Джон Гейдж. Он низко поклонился и приветствовал с такими церемониями, словно она все еще была королевой.
– Я провожу вас в ваши комнаты, мадам, – сказал он и повел ее вместе с лордами и леди через наружный оборонительный пояс Тауэра к арочному проходу внизу башни, которая, по словам сэра Джона, называлась Садовой, так как стояла рядом с садом. В конце прохода они свернули налево, и Кэтрин увидела перед собой совсем новый фахверковый дом. – Здесь живу я сам, мадам, – сообщил ей сэр Джон. – Вы разместитесь тут же. Сожалею, что не могу поселить вас в апартаментах королевы вон в том дворце, потому что они заняты узниками, осужденными на пожизненное заключение.
«И все из-за меня», – мрачно подумала Екатерина. Потом ее поразила новая, холодящая кровь мысль: она не задержится в Тауэре надолго, раз ее появление здесь не послужило предлогом для того, чтобы выселить других узников. И она снова задрожала, нервно оглядывая лужайку справа от себя – нет ли эшафота? – но там было пусто. «Когда же это случится? – подумала Екатерина. – Когда?»
