– Конечно, – сказала Екатерина.
– Мой брат Джон все еще находится в Тауэре. Прошло много месяцев, и нет никаких вестей. Если представится возможность, спроси у короля, не отпустит ли он его?
– Я спрошу, – пообещала Екатерина. – Когда представится удобный момент.
Она присоединилась к Генриху за завтраком, который по его распоряжению им подали в маленьком садике.
– Вы выглядите превосходно, – сияя, сказал он.
– Но мне пришлось убрать волосы. Генрих, как, по-вашему, можно ли мне носить их распущенными, как раньше?
– Вы можете поступать как хотите, дорогая. Теперь вы моя королева и в этом качестве наделены духовной чистотой. В вас отразился образ нашей Благословенной Девы, и вы можете носить ваши волосы, как вам нравится.
Его слова показали Екатерине всю тяжесть ее высокого ранга. Она теперь занимала самое высокое положение, к какому только может стремиться женщина, и собиралась наслаждаться каждой минутой. Но, кроме того, она была супругой верховного главы Церкви, и это будет запечатлено в церемониях, которыми ее окружат, и в людских надеждах. Она должна быть не просто добродетельной, ей нужно подражать примеру Девы Марии во всем: в любви к королю, рождении ему детей – о Небо, может, она уже беременна! – в благих делах и актах милосердия, которых ждут от королевы.
– Я хочу быть достойной вас, – сказала она Генриху, намазывая маслом белый хлебец и кладя внутрь него кусок холодной говядины. – Я намерена выполнять свои обязанности, как подобает жене могущественного владыки, но у меня явно не хватает опыта в управлении большим двором.
– Не беспокойтесь, – ответил Генрих, допивая эль. – У вас будут придворные чины, которые займутся этим. Когда мы приедем в Хэмптон-Корт, я назначу их. А вы тем временем подумайте, кого хотите иметь у себя на службе. Полагаю, вы захотите, чтобы сестры остались с вами, и сэр Эдвард Бейнтон как вице-камергер?
– Да, пожалуйста, – кивнула Екатерина.
– Большинство из назначенных на посты при леди Анне Клевской могут остаться с вами, – продолжил король, – но мы может произвести изменения, если вы захотите. – Казалось, он готов был исполнить любое ее желание. – Вы должны выбрать эмблему, – добавил Генрих.
Екатерина об этом не подумала.
– Что вы порекомендуете?
– Пожалуй, розу с короной для моей прекрасной тюдоровской розы.
– Мне это нравится! – воскликнула она.
– И еще вам нужен девиз.
Она несколько мгновений подумала. Король был добр к ней.
– Я хочу какой-нибудь такой, чтобы показал: я во всем полагаюсь на вас. Знаю! «Нет другой воли, только его». Вам нравится?
Король широко улыбался:
– Разумеется. Но он должен быть на французском. Non autre volonté que le sienne. Я прикажу, чтобы его выгравировали на браслете, который вы можете носить всегда и везде. Вашу эмблему и герб мы разместим повсюду, вместо знаков леди Анны. Я распоряжусь сегодня же.
Послышался робкий стук в деревянные воротца.
– Войдите! – крикнул король.
И появился Том Калпепер, очень бледный.
Увидев его, Екатерина ужаснулась, но быстро сообразила: вполне естественно, что он здесь, как один из самых близких к королю джентльменов. И они не делали ничего дурного, им нечего стыдиться.
Не взглянув на нее, Том с бесстрастным лицом опустился на одно колено:
– Ваша милость, я пришел сообщить, что распоряжение, отданное вами вчера, выполнено.
Генрих перестал улыбаться:
– Благодарю, что дали мне знать. Можете идти.
Том встал, поклонился и вышел, так и не удостоив Екатерину взглядом.
Лицо Генриха окаменело. Он сидел задумчивый и молчал.
– Что случилось? – спросила она.
Король посмотрел на нее пустыми глазами. Он как будто вообще забыл, что она здесь.
– Увы, дорогая, мне бы не хотелось ничем омрачать наш медовый месяц, но некоторых проблем не избежать. Вам нужно знать: вчера казнили Кромвеля. Я просил не беспокоить меня разговорами об этом, потому что был день нашей свадьбы.
Он приказал казнить Кромвеля в день их свадьбы? Екатерина не могла в такое поверить. И тем не менее в каком-то смысле момент был выбран очень подходящий. Кромвель вовлек Генриха в брак, который так и не стал настоящим супружеским союзом и принес много забот и огорчений. Неудивительно, что король посчитал уместным, чтобы опальный министр заплатил за свои злодеяния в тот день, когда сам он берет в жены другую женщину.
Ей следовало радоваться, что Кромвеля больше нет. Дядя Норфолк и все ее родственники Говарды ненавидели его и поклялись уничтожить. Они обрадуются, что он мертв и путь к власти для них расчищен. Ее возвышение помогло осуществлению этого. Гибель Кромвеля оставила вакантным место, которое наверняка займет кто-нибудь из представителей католической партии, и Норфолк с Гардинером были в числе претендентов на пост. Екатерина подумала и обо всех тех, кто пережил несчастья из-за Кромвеля: первой на ум пришла королева Анна, потом сэр Томас Мор и епископ Фишер, святой человек, сложивший голову на плахе за то, что поддерживал старую веру. Теперь на Кромвеля ополчились его же подчиненные.
– Никогда больше я не стану полагаться ни на одного министра, – продолжил Генрих. – Благодаря Уолси и Кромвелю я выучил свой урок. Отныне я буду править сам. – Он вытер рот, положил салфетку на стол, медленно поднялся на ноги и сказал: – Давайте подумаем о более приятных вещах, дорогая. Вы прогуляетесь со мною по террасам?
После обеда, пока король почивал в своих апартаментах, она отправилась в парк. Кромвель не шел у нее из головы, она постоянно возвращалась к одной и той же мысли: как он чувствовал себя перед самым концом и страдал ли? Хорошо еще, что ему не пришлось взойти на костер, ведь Генрих говорил ей, что бывшего министра признали виновным в ереси и измене. Она убеждала себя, что ей не следует сожалеть о нем, но все же простая человечность требовала этого.
Погода до сих пор стояла жаркая, Екатерине было душно и неудобно в дамастовом платье. Она сняла капор и распустила волосы, их ворошил ветер. Гулять в знойный день утомительно, и Кэтрин обвела взглядом парк в поисках тенистого дерева, под которым можно было бы посидеть. Слева от нее росло купой несколько вполне подходящих для ее цели. Когда она подошла к ним, то заметила на ветвях остатки разноцветных фонариков. Это место, видимо, использовали для какого-то пикника на лоне природы.
Екатерина села на траву в тенистом месте, прислонилась спиной к стволу и закрыла глаза. Она не провела так и пяти минут, как вдруг услышала громкий всхлип, доносившийся откуда-то сзади. Испугавшись, она оглянулась, чтобы понять, кто там, и заметила торчавший из-за дерева пышный черный рукав, несомненно мужской.
Что ей делать? Потихоньку сбежать и оставить этого человека, кто бы он ни был, изливать свое горе? Вероятно, так будет лучше, ведь тот несчастный мог вовсе не оценить ее участливого вмешательства. Но пока она вставала, под ногой хрустнула ветка, и за спиной раздался шорох. Обернувшись, Екатерина увидела Тома Калпепера, который глядел на нее; лицо его исказило страдание.
