Идти наблюдать за игрой Тома в теннис не хотелось, но ведь она обещала, так пусть ее появление станет слабой компенсацией за то, чего она не могла ему дать. И Екатерина пошла и провела все время, выпивая и глядя, как двигается перед ней, будто в танце, гибкое, атлетическое тело Тома.
– Он красивый джентльмен, – промурлыкала ей в ухо Люси Сомерсет. – Я бы хотела завладеть его мечтами!
– Ничего не выйдет, – сказала леди Ризли. – Я слышала, он глаз не сводит с Бесс Харвей.
– Бесс Харвей? – эхом откликнулась шокированная Екатерина.
А она-то воображала, что Том чахнет от тоски по ней… Значит, ей вообще нечего жалеть его! Перед глазами встало милое, пустоватое личико фрейлины, и Екатерине захотелось надавать по нему пощечин. Но нужно соблюдать осторожность. Никто не должен заподозрить, что она ревнует.
При дворе на той неделе было тихо и так пусто, что он больше походил на частный дом, а не на королевскую резиденцию. Екатерина скучала, и у нее было слишком много времени на размышления, что пугало: куда заведут ее эти мысли?
Когда в следующий раз она отправилась проведать Генриха, стражники у дверей скрестили алебарды при ее появлении.
– Что вы делаете? – изрекла она самым повелительным тоном, на какой была способна. – Я хочу видеть короля.
– Простите, ваша милость, – сказал один из офицеров. – Нам приказано не пускать никого, даже вас.
Она покраснела и ушла, уязвленная этим публичным отказом. Почему король не хочет ее видеть? Неужели кто-нибудь донес ему, как королева любовалась Томом за игрой в теннис? Или, еще хуже, их разговор в антикамере подслушали? Она не сказала ничего плохого, но не одернула Тома и не отругала его за дерзость.
– Король отказывается видеть меня, – поделилась Екатерина с Изабель, которая застала ее одиноко сидящей в спальне. – И я не знаю почему!
– Разве это не очевидно? – мягко проговорила Изабель. – Это гордость. Он не хочет, чтобы ты видела его слабым и больным. И может быть, понимает, что он сейчас малоприятный собеседник.
– Вероятно, так и есть, – сказала Екатерина, но до конца не успокоилась.
Она знала, как легко Генрих впадает в подозрительность, как порывист в угрозах и скор на расправу с теми, кого считал виноватыми перед собой. Лишь бы его гнев не пал на нее, молилась она. Но узнать что-то было невозможно.
Или нет? Том знал обо всех переменах в настроении Генриха. Он скажет ей.
Екатерина пошла в Королевскую капеллу. Был пост, и никто не обратит внимания, если королева станет молиться чаще, чем обычно. Она преклонила колени на королевской скамье, где ее никто не увидит снизу, из нефа, и время от времени бросала взгляды через парапет, чтобы посмотреть, кто появлялся в церкви.
Прошла неделя, десять дней, она по-прежнему ходила в капеллу. К этому моменту она уже вся извелась от беспокойства. Доктора докладывали ей, что Генрих по-прежнему в дурном настроении и отказывается встречаться с кем бы то ни было. Екатерина читала в этом всевозможные ужасные знаки.
Она не могла проводить в церкви все время, но находилась там столько, сколько могла. О, когда же придет Том? Он должен скоро появиться!
Когда в следующий раз она приблизилась к королевской скамье, некоторые из ее дам стояли на молитве. Она услышала, как они поднялись и вышли, уловила обрывки разговора о себе – шелестящий шепоток.
– Он уже почти две недели не видится с ней, а раньше ни на миг не разлучался, – сказала одна.
– Может, он устал от нее, – ответила другая.
– Неужели новый развод!
– Конечно нет. Леди Ратленд думает, что ее милость ждет ребенка.
Шаги стихли, Екатерину объял страх. Так вот что думают люди! Неужели король и правда задумал развестись с ней? Если так, то почему? Кто-нибудь рассказал ему о ее прошлом или о Томе? Или Генрих решил, что она бесплодна?
Екатерину трясло, когда, по счастью, в капеллу вошел Том. Она слетела вниз по ступенькам и облегченно выдохнула, увидев, что он один.
– Ваша милость! – испуганно сказал Калпепер. – Я хотел немного побыть в тишине. Его величество был очень плох, и все мы сбились с ног.
Она огляделась – не прячется ли кто-нибудь в тени? – и понизила голос:
– Том, мне нужно знать! Он упоминал обо мне?
– Иногда он зовет тебя во сне, – сказал Том, – и говорил, что надеется вскоре поправиться, потому что хочет организовать твой торжественный въезд в Лондон. Почему ты так расстроена?
– Потому что слышала разговоры, что он устал от меня.
Нельзя, чтобы Том видел ее плачущей. Кто знает, к чему это может привести?
– Ну я впервые об этом слышу, – ответил Том, глядя на нее своими прекрасными глазами. – Прямо сейчас он занят завершением укреплений в Кале и Гине. Помнишь, когда он хотел избавиться от леди Анны, то ни о чем другом не говорил. Это сплетни, Кэтрин. Не обращай на них внимания.
– Не буду, – ответила она, заметив, что он назвал ее по имени, а не как полагалось в соответствии с титулом. – Благодарю тебя. Ты успокоил мой разум. Только почему же его милость отказывается от встреч со мной…
– Он не хочет, чтобы ты видела, как он ослаб. Перед тобой он желает представать всесильным, истинным воплощением мужественности. Я уверен, это единственная причина. Все знают, что он без ума от тебя. На него сейчас действительно больно смотреть.
Глаза их встретились. Том явно не утратил чувств к ней. Последовала долгая пауза.
Екатерина первая отвела взгляд.
– Я уверена, Бесс Харвей помогла тебе забыть, что я когда-то имела для тебя значение, – сказала она.
– А что мне было делать? – спросил Том. – Жить монахом?
– Нет. – Она вздохнула. – Я ни в коем случае не упрекаю тебя. Но теперь между нами не может быть ничего.
– Я это прекрасно понимаю, – с горечью произнес Том.
– Мне нужно идти. Никто не должен видеть нас разговаривающими наедине. Благодарю за утешительные слова, теперь мне гораздо лучше. Мы должны молиться, чтобы король поскорее поправился.
Екатерина отвернулась от него и вышла из церкви.
Она понимала, что не успокоится окончательно, пока не увидится и не поговорит с Генрихом, и очень обрадовалась, когда через два дня он наконец прислал ей записку с приглашением отобедать с ним.
Изабель пришла помочь ей одеться, вид у нее был встревоженный.
– Мадам, вы помните, что наш брат Джон обвинен в тайном сговоре с кардиналом Поулом?
– Да, помню.
Джон Ли до сих пор сидел в Тауэре, и Екатерина ощутила чувство вины: она так и не добилась его освобождения.
– Мать кардинала, леди Солсбери, томится в Тауэре уже больше двух лет, – продолжила Изабель. – Говорят, ее держат в холодной камере без теплой одежды, а на улице сейчас мороз. Она пожилая женщина, и мне невыносима мысль о ее страданиях. Ты поговоришь о ней и о Джоне с его величеством?
