После Графтона небо прояснилось, и королевская процессия смогла двинуться к Нортгемптону с большей скоростью. Екатерина чувствовала себя лучше, и Генрих был в жизнерадостном настроении. До сих пор возможности устроить свидание с Томом не представлялось, и к моменту, когда в конце июля добрались до Лоддингтон-Холла, она вся извелась от досады. Уже много недель они не оставались наедине, и она видела Тома только мельком среди людей или второпях, когда входила или выходила из очередного пристанища. У них едва хватало времени обменяться взглядами. В Лоддингтоне, боясь, как бы Том не подумал, что она к нему охладела, Екатерина взялась писать ему письмо, в котором сообщила, что устроит встречу, как только сможет. Она запечатала свое послание, оставив наружную сторону пустой, подозвала Мег Мортон и приказала отнести записку леди Рочфорд:
– Скажи ей, я сожалею, что не могу написать ничего больше.
Мег вернулась и передала ей, что леди Рочфорд обещала дать ответ завтра утром. Екатерина погрузилась в лихорадочное нетерпение и отправила Мег к Джейн еще до завтрака. Та вернулась с запечатанной запиской.
– Миледи просит вашу милость держать это в секрете, – сказала девушка, которой было явно любопытно узнать, что внутри.
– Благодарю. – Екатерина улыбнулась и, решив сбить Мег со следа, добавила: – Короля это порадует!
Когда фрейлина ушла, она сорвала печать и прочла, что Том сказал: он готов ждать вечно, если понадобится, только бы в конце концов увидеть ее. И все. Улыбнувшись себе, Екатерина сожгла записку.
В Колливестон она летела как на крыльях, едва слушая Генриха, говорившего, что это была любимая резиденция его бабушки леди Маргарет Бофорт, графини Ричмонд. А потом он прибавил, как-то задумчиво, что его незаконнорожденный сын, герцог Ричмонд, тоже владел этим поместьем. Екатерина с удовольствием отметила, что никаких напоминаний об этом в доме не осталось. Ей не хотелось, чтобы следы былого присутствия здесь умершего сына печалили Генриха. Ничто не должно портить им отпускного настроения.
В замке Гримсторп их радушно принимали герцог и герцогиня Саффолк. Герцогиня была одной из главных дам при дворе Екатерины и гордо показывала, какие улучшения они произвели в древней крепости.
Генрих утомился и прислал сообщение, что не придет в спальню Екатерины, которая располагалась в одной из старых башен. Она тут же отправила Кэт Тилни к Джейн Рочфорд спросить, когда получит то, что та ей обещала. Ответ был: Джейн сидит и ждет, а завтра сама сообщит обо всем королеве, и не стоит утруждать Кэт снова.
Когда совсем стемнело, Екатерина встала, надела ночной халат из черного дамаста и спустилась по винтовой лестнице в спальню Джейн ярусом ниже. Том был там, ждал ее. Увидев Екатерину, босую и с распущенными волосами, он втянул в себя носом воздух. Времени на разговоры не было. Том заключил ее в объятия, и они поцеловались так жадно, будто хотели проглотить друг друга. Его рука легла ей на грудь, но она убрала ее. Вынужденная сдержанность подпитывала их страсть, и Екатерина вернулась к себе, когда было уже два часа ночи.
На следующий вечер их планы нарушил Генрих, который пришел в спальню к супруге с твердым намерением заняться постельными упражнениями.
– Посмотрим, не удастся ли нам сегодня заделать еще одного принца для Англии! – бросил он вызов супруге, разгоряченный вином.
По большей части то же самое было на уме у короля и в следующие ночи, но на каждой остановке Екатерина пыталась тайно увидеться с Томом, урвать хотя бы несколько мгновений.
Джейн проявляла изобретательность. Она продолжала поощрять их, передавала сообщения и иногда подарки, только теперь ее посылала к Тому Екатерина. В каждом новом доме она сама разыскивала задние двери и черные лестницы, вместо того чтобы поручить это Джейн, и сообщала своей наперснице, удобны ли они для устройства тайной встречи с любимым. Иногда Екатерина брала с собой на поиски фрейлин, говоря, что им нужно знать, где выход на случай пожара. Если девушки и подозревали неладное, то ничего не говорили. Когда Том приходил по ночам, Екатерина всегда приказывала Джейн быть рядом, потому что та завела привычку уходить куда-нибудь. Екатерине стало казаться, что она пытается оградить себя от неловких ситуаций.
Однажды ночью, когда они с Томом лежали на постели, полностью одетые, и шептались, он вынул из кармана кольцо от судорог, одно из нескольких, освященных королем в Страстную пятницу.
– Я стащил его у Джейн, – сказал Том. – Она говорит, оно твое.
– Нет, – шепнула Екатерина. – Зачем она солгала?
– Не представляю.
– Я пошлю ее к тебе с одним из моих. Пусть у тебя будет два. Говорят, носить одно – это дурной знак.
На следующий день она исполнила обещанное.
Девятого августа они прибыли в Темпл-Брюер, что в семи милях от Линкольна, и там для них был устроен пышный обед. Генрих облачился в линкольнский зеленый
[24], чтобы сделать приятное жителям графства, а Екатерина появилась в алом бархате. Шелковый шатер для короля и королевы разбили за городской стеной, и они проследовали туда в сопровождении свиты, предшествуемые трубачами, барабанщиками, лучниками с натянутыми луками и йоменами личной стражи короля, вооруженными пиками и топорами.
– Отцы города уже собираются в Линкольне, ваши величества, – сообщил им сэр Роберт Тирвитт, главный шериф Линкольншира, когда они сели за пиршественный стол в своем шатре.
Екатерина внутренне трепетала. Линкольн восстал против короля во время Благодатного паломничества и был приведен к покорности жестокими мерами. Не случится ли каких-нибудь демонстраций или даже бунта? Но Генрих не выказывал ни малейшей тревоги. Он с аппетитом принялся за еду.
Закончив трапезу и дождавшись, когда разойдутся местные богачи, Генрих и Екатерина подготовились к приему в Линкольне. Он переоделся в наряд из блестящей золотой парчи, она облачилась в серебряную. Когда они вышли на публику, их ждали придворные леди и джентльмены, с которыми были шестеро детей почетного эскорта в платьях из парчи и бархата. Том прислуживал королю, и Екатерина невольно отметила про себя, как он красив в костюме из темно-красного дамаста.
К ним приближалась процессия знати во главе с настоятелем Линкольнского собора и духовенством. Архидиакон произнес речь на латыни и преподнес королю корзину местной снеди: полынные колбаски, жареные потроха, имбирный пряник и сливовый хлеб, за что Генрих его сердечно поблагодарил. Потом они с Екатериной оседлали своих коней в роскошных попонах. Лорд Гастингс с государственным мечом в руках пошел впереди, король двинулся следом, его жеребца вел под уздцы главный конюший. За ним верхом на огромных лошадях поехали дети, а дальше – граф Ратленд, Кэтрин и остальные дамы. Замыкала шествие королевская стража.
