Екатерина заметила недостаток логики в рассуждениях короля, но слишком обрадовалась, что он жив и в состоянии заниматься государственными делами, а потому не придала этому особого значения.
— Видела бы ты лицо Хартфорда, — продолжил Уилл, — торжествуя, он едва не ударил кулаком по воздуху. А Суррей, заметив его радость, крикнул из-за барьера, что король изведет всю благородную кровь в королевстве и вокруг него останутся одни подлые люди.
Вдруг Екатерину пронзила ужасная мысль.
— Уилл, а записка была написана рукой короля?
— Да, я уверен. Почему ты спрашиваешь?
Она покачала головой:
— Я не доверяю Хартфорду. Может ли Генрих настолько ослабнуть, что им манипулируют? Действительно ли это были его приказы?
— Думаю, да. Но я согласен, Хартфорду доверять нельзя, и он беспощаден. Нам нужно держаться начеку.
Через два дня Уилл снова приехал в Уайтхолл.
— У меня хорошие новости, — с улыбкой сказал он. — Я только что встретил испанского и французского послов, они шли с аудиенции у его величества. По их словам, он выглядит совсем недурно, хотя пожаловался, что долгое время был тяжело болен. Он обсудил с ними состояние дел в христианском мире и даже коснулся военной темы, совсем как обычно. Послы заверили меня, что король в хорошем настроении.
— Какое облегчение слышать это! — воскликнула Екатерина. — Я передам твои слова Марии. Но если ему лучше, почему он не послал за мной?
— Думаю, Кейт, теперь он сделает это, и очень скоро. Потерпи.
Она попыталась, но не могла совладать с тревогой. Дни шли, король не звал ее к себе, и страх охватывал Екатерину все сильнее. Она даже начала размышлять, не обидела ли чем-нибудь Генриха. Но Марию он тоже не вызывал, так что на обиду было не похоже. Ей стало даже немного досадно. Если она так много для него значила, почему он не подпускает ее к себе в такой трудный момент?
Потом Екатерину осенило: может быть, в обычной для него скрытной манере Генрих держит свою избранницу вне поля зрения и изображает, будто позабыл о ней, чтобы Хартфорд не догадался о его намерении сделать ее регентом и не попытался воспрепятствовать этому. Вот единственная правдоподобная позитивная причина, какую она могла придумать, чтобы объяснить себе вынужденную разлуку с мужем, и уцепилась за нее.
Казалось, задерживаться дольше в Уайтхолле не имело смысла. В любом случае Екатерине нужно было возвращаться ко двору. Лучше находиться там, чтобы взять власть, когда — или если — наступит подходящее время. Поэтому она послала за своей баркой и отправилась в Гринвич. Проезжая мимо Тауэра, Екатерина вспомнила Суррея, обезглавленного на Тауэрском холме два дня назад. Сейчас в крепости сидел узником Норфолк, безутешный отец, который вскоре взойдет на эшафот вслед за сыном. Как быстро могущественные люди могут оказаться поверженными во прах. Она помолилась за герцога и Мэри Ричмонд, наверняка не предполагавшую, какой трагедией обернутся ее откровения для родных. Тяжело же ей теперь, когда она знает, что ее отец обречен на смерть. Норфолк по-доброму отнесся к Екатерине и Джону во время Благодатного паломничества, и она этого не забудет, хотя позже герцог и стал ей врагом.
В Гринвиче Екатерина напряженно ждала новостей, но их не было. Она попросила Уилла съездить в Уайтхолл и попытаться что-нибудь разузнать. К счастью, тот проявил находчивость.
— Я зашел на королевскую кухню, — сказал он по возвращении, когда они остались одни в кабинете Екатерины. — Там по-прежнему готовят кушанья для короля, и еду ему подают с фанфарами, как обычно.
— Приятно слышать, — сказала она. — Но это молчание невыносимо. Я не знаю, что и думать. И не могу отделаться от недобрых предчувствий.
— Мне неприятно говорить это, но я с тобой согласен. — Уилл устало опустился в кресло. — Хуже всего — не знать, что происходит.
— Двор полнится слухами, один ужаснее другого. Все недоумевают, почему король не показывается уже больше месяца?
— Скоро должны появиться какие-нибудь новости о нем… — Уилл вздохнул. — По пути сюда я встретил мессира ван дер Дельфта и спросил его, не слышал ли он чего-нибудь. Тот ответил, что посылал справиться о здоровье короля, и ему сообщили, что его величество немного нездоров, но занимается делами в уединении.
— Значит, все по-прежнему, — заметила Екатерина. — У меня уже колени ноют, я так долго молилась о том, чтобы получить от него хотя бы словечко и чтобы он выздоровел.
Январь подходил к концу. Екатерина сидела в кругу своих дам — место леди Ричмонд зияло пустотой — и пыталась сконцентрироваться на дискуссии, которая по идее должна была ее увлечь, но не могла. В последнее время она постоянно находилась в состоянии тревоги. Ситуация зашла в тупик, но что она могла сделать, кроме как взять штурмом Уайтхолл?
И вот, когда Екатерина, уже не в первый раз, подумала, что потеряет рассудок, дверь в ее апартаменты открылась и было объявлено о прибытии троих джентльменов, которые желают составить компанию дамам. Вошли сэр Энтони Коуп, камергер Екатерины, и Хью Латимер, а позади них — сердце у Екатерины вздрогнуло — был Том Сеймур. Он поклонился, по ее приглашению сел вместе с остальными и включился в беседу. Не зная о его возвращении ко двору, Екатерина как-то нелепо, даже до глупости обрадовалась, увидев своего любимого живым и невредимым, и ощутила, как в груди у нее шевельнулось знакомое чувство. Ей потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями, и только немного успокоившись, она поняла: вероятно, Том — именно тот человек, который может узнать, что затевает его брат в Уайтхолле.
Как ей удалось сдержать нетерпение, пока шел разговор, Екатерина и сама не знала. Когда кружок наконец распался, она удержала Тома, потихоньку дернув его за рукав и шепнув:
— Мне нужно кое-что сказать вам наедине. — Екатерина поймала на себе вопросительный взгляд Анны, которая скоро снова должна была родить, и добавила: — Это насчет вашего брата Хартфорда.
— Хм… Моего брата. Разумеется, мадам, — ответил Том и пошел вслед за ней в кабинет, где Екатерина села за стол и жестом указала гостю на стоявший напротив стул.
Она не могла оторвать от него взгляда. Том возмужал, и это ему очень шло: он стал краше прежнего, но в глазах у него блестел знакомый огонек восхищения. Все ее чувства к нему, давно подавляемые, вырвались на поверхность. Было ли это наградой ей за то, что она поставила долг выше своих желаний и добилась того, что ее брак с королем стал успешным? Она любила Генриха, это правда, но от Тома была без ума. И разница между этими двумя чувствами неизмерима.
— Что происходит, Кейт? — спросил Том. — Вы здесь, король в Уайтхолле, и мой любезный братец выстроил вокруг меня стену.
— Я думала, вы поможете мне узнать, — упавшим голосом проговорила Екатерина.
Довериться ли ему? Открыть ли правду, что она должна стать регентом? Он вполне может разделять амбиции брата и всей своей семьи. Но не получит ли он большего влияния, если у власти будет она, особенно в качестве его супруги? О ужас! Екатерина отбросила эти мысли и собралась. Как можно думать о новом браке, когда Генрих еще жив?! Это никуда не годится. И тем не менее ей нужно позаботиться о своем будущем. Екатерина подавила вздох. Она нуждалась не только в любви и поддержке. Ей хотелось иметь детей, и если хоть кто-то из мужчин мог осчастливить ее ребенком, то это был Том. Но ей уже тридцать четыре, время ее истекало. И замуж она не сможет выйти, пока не закончится траур, а значит, пройдет еще год…
