Имел ли он причины испытывать ее? Боже, только бы он не подумал…
— Да, когда хочу, чтобы мне объяснили какое-нибудь положение, — ответила Кэтрин, напрягая все силы своего отуманенного вином ума. — Я великая защитница реформ вашего величества. Меня восхитил ваш разрыв с папой. Епископ Рима преследует истинных христиан больше, чем фараон — гонитель детей Израиля.
Король смотрел на нее в искреннем восхищении:
— Ей-богу, миледи, вы попали в самую точку!
Кэтрин расслабилась. Теперь он не будет сомневаться в ней.
Ее вдруг пробрал холод, и она поежилась. Уже наступили сумерки, пора домой.
— Ваша милость, позвольте мне уйти, я должна вернуться к мужу.
— Конечно, — сказал он, неуклюже поднимаясь на ноги; Кэтрин тоже поспешно встала. — Такая преданность со стороны жены достойна всяческих похвал. — Король поднес руку Кэтрин к своим губам и поцеловал ее. — Разговор с вами стал для меня лекарством. Надеюсь, вскоре мне еще раз выпадет такое счастье. — Его голубые глаза внезапно потеплели.
— Это будет большим удовольствием для меня, сир. Я рада, что смогла вам помочь.
Король подсказал ей, как добраться до пристани; она проскользнула сквозь изгородь и поспешила к лодке. Сидя в ней и стуча зубами от холода, Кэтрин, пока ее везли к спуску у монастыря Черных Братьев, размышляла о том, какой удивительный выдался вечер. Сперва растущий интерес к ней Томаса, а потом эта замечательная встреча с королем. Сердце ее стучало, мысли роились в голове. Томас хотел ее настолько, что готов был жениться на ней! Между ними расцветала любовь; ей даже не нужно сомневаться в этом. И король выказал исключительное благоволение к ней, которое сулило славное будущее. Кэтрин чувствовала: если после смерти Джона дела пойдут плохо, в лице короля она будет иметь друга и защитника.
Глава 15
1543 год
Она теряла Джона. Он лежал безучастный ко всему и не хотел никого подпускать к себе, кроме нее, поэтому именно Кэтрин выполняла все интимные процедуры, которые поддерживали его в чистоте и комфорте, кормила вкусными пюре с ложки и подносила кружку к его растрескавшимся губам. Он больше не мог концентрироваться на книгах, которые читала ему Маргарет, а только невидящим взором смотрел в окно. Хотя в его кашле была жизнь. Он сотрясал тщедушное тело больного и заставлял конвульсивно содрогаться.
— Он скоро умрет? — нервно прошептала Маргарет, встретившись с Кэтрин на лестничной площадке у спальни Джона.
— Думаю, да. — Кэтрин обняла ее. — Ты должна радоваться за него. Он отправляется к Господу. А я останусь здесь и буду заботиться о тебе.
— Миледи! — донесся снизу голос управляющего. — Сэр Томас Сеймур пришел повидаться с вами.
— Пожалуйста, посиди с отцом еще немного, — попросила она Маргарет, хотя собиралась сама заняться этим.
Не сняв передника, Кэтрин торопливо спустилась вниз и увидела ожидавшего в холле Томаса; он снимал с головы шляпу с крупным эффектным пером.
— Сэр Томас, добро пожаловать. Боюсь, вы застали меня врасплох.
— Это не беда, — сказал он, целуя руку Кэтрин и задерживая рядом с ней губы на несколько головокружительных мгновений дольше, чем полагалось. — Я только хотел увидеть вас и удостовериться, что вы здоровы.
— Я здорова, благодарю вас, но мой муж — нет. Боюсь, он не переживет эту неделю. — На глаза навернулись слезы, но Кэтрин подавила их.
Томас взял ее руку:
— Мне очень жаль. — Его громкий голос на этот раз прозвучал нежно. — Не стоило вторгаться к вам вот так, но, если я могу что-нибудь сделать, только скажите.
Кэтрин посмотрела ему в глаза, исполненные доброты, и поняла, что любит его и никогда не полюбит так никого другого. Теперь она знала, что любовь может быть внезапной и всепоглощающей и от этого не становится меньше. Ей хотелось оказаться в объятиях Томаса, прижаться щекой к его жесткой кожаной куртке и получить утешение. Надоело демонстрировать силу ради тех, кто зависел от нее.
— Не хотите ли присесть? — спросил Томас.
— Мне нужно вернуться к милорду, — без особой охоты ответила Кэтрин.
— Я хочу кое-что сказать вам. Это не займет много времени.
Кэтрин почувствовала, как к ее щекам прихлынул жар. Что он собирался сообщить ей?
— Пройдемте, — сказала она, направляясь в гостиную и надеясь, что Томас не почувствовал охватившего ее волнения. Что за порочная женщина — испытывать такие чувства, когда наверху ее супруг лежит при смерти!
Кэтрин резко развернулась, намереваясь попросить своего гостя уйти, но столкнулась с ним и вдруг оказалась в его руках, и он поцеловал ее, и все соображения морального толка вылетели в окно вместе с общественными условностями.
— Моя дорогая леди! — пробормотал Томас, наконец отрываясь от ее губ. — О миледи! Я знаю, вы чувствуете то же самое!
Она не могла говорить. Это происходило с ней, солидной, верной долгу Кэтрин Парр, которая никогда не позволяла себе засматриваться на других мужчин, кроме мужа.
— Я понял! — Томас глядел на нее сверху вниз ликующим взором. — Понял, как только увидел вас, что вы особенная и я хочу вас.
— Я тоже это поняла, — выдохнула Кэтрин. — С тех пор я не перестаю думать о вас. Но, Томас, это нехорошо. Я не могу предать милорда. — Она замолчала.
— Он умирает, — сказал Томас, беря ее за руку. — И вы скоро станете вдовой.
— Я пока еще не вдова.
— Мне нужно от вас только понимание, — с мольбой в голосе произнес он. — Я пока ни о чем не прошу вас официально, но если я могу надеяться…
На мгновение Кэтрин заколебалась. Как она могла устоять перед ним? Томас предлагал ей то, чего она желала, и гарантировал счастливое будущее.
— Да, вы можете надеяться, — сказала Кэтрин, удивляясь, как можно ощущать такую радость в момент великой скорби.
В середине февраля в дом прибыл гонец в королевской ливрее.
— Это от его величества короля. Мне велено передать леди Латимер, — услышала Кэтрин его слова, поспешно спускаясь вниз из спальни Джона, откуда она увидела, как посыльный вошел в дом.
В руках у гостя был тяжелый сверток, обмотанный снаружи шелком, который ценен сам по себе. Что в нем и почему это доставили ей?
Кэтрин пришлось помочь управляющему: вместе они дотащили посылку до стола в холле. Когда она развернула несколько слоев ткани, то ахнула. Внутри обнаружилась очень красивая одежда: четыре великолепных платья из мягкого бархата и дамаста во французском, венецианском и голландском стилях, а также рукава, нижние юбки из клеёного холста и даже щедрый отрез тончайшего полотна на сорочки. Онемев от изумления, Кэтрин перебрала вещи одну за другой, а Маргарет приплясывала вокруг и восклицала: «О, смотрите!» и «Как замечательно!».
