Генрих окинул сына взглядом:
— Вы уже большой мальчик, слишком взрослый, чтобы вас воспитывали женщины. Пора вам надеть бриджи и начать обучение. Вас это радует?
— Да, сир.
Екатерина с удовольствием отметила, что мальчик действительно выглядел довольным. Но как он почувствует себя, когда леди Брайан и матушку Джек заменят учителя, как планировал Генрих? Какой станет его жизнь без этих женщин, заменивших ему мать и знакомых с младенчества?
— Вашим наставником будет доктор Кокс, — сообщил сыну король.
Они с Екатериной обсуждали это и сошлись на том, что доктор Кокс прекрасно подходит для этого почетного и крайне ответственного дела. Он был ученым из совета Королевского колледжа в Кембридже и убежденным реформистом, но еще важнее, с точки зрения Екатерины, что Эдуард знал этого человека, так как тот служил у принца подателем милостыни и выслушивал его детские исповеди. В отличие от других учителей, доктор Кокс считал, что учение должно приносить удовольствие, к нему нельзя принуждать палками, хотя одобрял телесные наказания как крайнюю меру.
— У вас будут товарищи по учебе, — сказал сыну Генрих. — Я отобрал четырнадцать мальчиков из благородных семейств, которые будут жить с вами и составят вам компанию. И ваша сестра Елизавета тоже будет посещать занятия. Берите с нее пример, она хорошо учится. — Он гордо улыбнулся дочери.
— Спасибо, сир. — Елизавета обрадовалась безмерно. — Я помогу вам с уроками, Эдуард.
— Вы очень добры, сестрица. — Мальчик взял ее за руку.
Между ними явно существовала глубокая привязанность.
Екатерина и Генрих остались на обед, потом на лошадях вернулись в Данстейбл. Екатерина взгрустнула, оставляя Эдуарда, которому предстояло в одиночку столкнуться с резкими переменами в жизни, но, по крайней мере, с ним была Елизавета. Она его поддержит. Екатерина решила регулярно писать принцу. Пусть знает, что она о нем не забывает.
Эпидемия все не проходила и осенью унесла Ганса Гольбейна, даровитого королевского художника. Теперь он уже никогда не напишет портрет Екатерины и она не получит заказанные ему чаши и брошь. Однако он успел прислать ей три круглых портрета ее приемных детей, и его работы в королевских дворцах попадались на глаза повсюду.
— Никто его не заменит, — печалился Генрих, когда они стояли перед картиной покойного художника. — Такого, как он, мы больше не увидим. Ваш портрет придется писать мастеру Хоренбауту. Он неплох, но не дотягивает до Гольбейна. И мне порекомендовали оказать покровительство недавно приехавшему из Антверпена художнику, мастеру Эворту. Я видел его работу, и она впечатляет. Думаю, он сможет завершить начатые Гольбейном картины.
— Он умеет писать миниатюры?
— Полагаю, да.
— Я бы хотела иметь наши маленькие парные портреты.
— Тогда спокойно обращайтесь к нему. А оплату можете отнести на счет моего личного кошелька.
В начале декабря Екатерина позировала мастеру Эворту, когда в ее приемный зал, тяжело ступая, вошел король.
— Прочь! Прочь! — скомандовал он, и все дамы мигом ускользнули, а художник даже уронил кисть, спеша удалиться.
Видя опасно побагровевшее лицо супруга, Екатерина в тревоге поднялась.
— Что случилось? — Первой ее мыслью было, что Генрих узнал о Томе или собирался обвинить ее в ереси, но ведь она была так осторожна…
— Шотландцы отозвали заключенный в Гринвиче договор! — проорал король. — Эти невежи возобновили старый альянс с Францией. Ей-богу, они за это заплатят! — Он плюхнулся на трон Екатерины, опустил голову на руки и от досады залился слезами. — Все насмарку! Все мои надежды на объединенное королевство! Шотландцы буквально говорят мне, что мой наследник недостаточно хорош для их королевы. Что ж, за это они тоже заплатят. — Он сел прямо, его влажные глаза горели. — Это война!
— Какое потрясение! — посочувствовала Екатерина, мягко кладя руку на плечо мужа. — Вы не заслужили такого после стольких дипломатических усилий. Это бесчестно со стороны шотландцев — сперва ратифицировать договор, а потом отказаться от него.
— Да, и они не могли выбрать для этого более неудачного момента. В следующем году я должен присоединиться к императору в походе против Франции, но не могу вести войну на два фронта. У меня нет таких ресурсов. Придется отправить Хартфорда с армией на Север, чтобы преподать урок шотландцам. Он может выступить немедленно! Они узнают, чего стоит непокорность мне!
Когда чума наконец унялась, они вернулись в Уайтхолл. Генрих продолжал злиться, но к моменту прибытия в Хэмптон-Корт, где они должны были провести Рождество, успокоился. Екатерине понравились новые апартаменты в Часовом дворе. Ее окна выходили в сад, на рыбные пруды и расположенную за ними Темзу. Здесь ей будет спокойно. После бурных событий и эмоциональных переживаний прошлого года она нуждалась в отдыхе, хотя уже чувствовала себя увереннее и даже меньше думала о Томе. Может быть, теперь она позволит себе расслабиться.
Екатерина убедила Генриха, что все трое его детей должны приехать к ним на Рождество. Какая радость, что они соберутся под одной крышей! Мария, которая уже оправилась от болезни, выглядела счастливой, раньше Екатерина ее такой никогда не видела. Елизавета с жаром включилась в приготовления к празднику, делала украшения из омелы и заворачивала новогодние подарки.
Уилл вернулся ко двору, завершив свою деловую поездку, и радость Екатерины увенчалась впечатляющей церемонией, устроенной после мессы, за два дня до Рождества, на которой Генрих сделал его графом Эссексом. Потом вперед вышел заметно поседевший дядя Уильям и был возведен в ранг барона Хортона. Екатерина наблюдала со слезами на глазах. А потом, когда ее брат и дядя в новых накидках и коронах пэров прошествовали на обед с лордами в зал Совета, сердце ее едва не разорвалось от гордости.
Глава 18
1544 год
Обед затянулся. Генрих, насытившись, откинулся на спинку кресла и вытер рот, а Екатерина тем временем положила себе еще одну полную ложку сливок, взбитых с вином и сахаром. Они были одни, так как всегда отпускали слуг, когда обедали вдвоем. За окном завывала вьюга, снег вихрился вокруг башен и турретов Уайтхолла. Уже почти наступил февраль, было холодно, но не в ее личных покоях, где жарко горел огонь в очаге.
Теперь или никогда.
— Генрих, — начала Екатерина, — мне жаль, что до сих пор Господь не благословил меня ребенком.
Он нахмурился:
— На то Божья воля. Хотя я каждый день молюсь об этом.
— Вы, должно быть, беспокоитесь о наследовании престола, — продолжила Екатерина. — Эдуард — здоровый мальчик, но ясно, что вы боитесь за него.
Она вспомнила о тщательной уборке в комнатах принца, которую проводили трижды в день, о строгих ограничениях, наложенных на тех, кто его посещал, об одержимости Генриха тем, чтобы Эдуард дышал свежим деревенским воздухом.
