Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой.
У этой женщины, похоже, было все, в чем нуждался Уэйкфилд. У них многое совпадало даже в образе мышления. Витамин B12 (который всасывается с пищей, в основном, в подвздошной кишке) интригующе отвечал его гипотезе. Забудьте об электронных микроскопах, образцах ткани или сомнительных эпидемиологических критериях из древних исследовательских проектов. Ребенок номер Два и другие дети из родительской группы могли стать живым доказательством того, что вакцины вызывают болезнь Крона.
Он тут же предложил женщине запросить медицинское заключение специалиста. «Моей единственной заботой на том этапе было клиническое благополучие ребенка, – утверждал Уэйкфилд позже, во время того же дисциплинарного разбирательства, на котором допрашивали декана, – мой долг, как врача и как человека, был среагировать на тяжелое положение, в которое попала мать».
Уэйкфилд порекомендовал австралийца по имени Джон Уокер-Смит; тогда он работал в другой лондонской больнице, в 7 километрах к югу, под названием St. Bartholomew’s, или, чаще, Barts. Этому профессору детской гастроэнтерологии было 58 лет, и он (после более чем двух лет уговоров) собирался переехать со своей командой в Хэмпстед. Он также пригласил двух консультантов, имеющих опыт в колоноскопии.
Воодушевленный звонком матери, Уэйкфилд позвонил Уокеру-Смиту. Как результат, одним ясным августовским вторником 1995 года, через 10 недель после двухчасовой беседы, которую я описал, Мисс номер Два поехала со своим сыном, которому тогда было семь, за 140 километров к югу, в Лондон.
В Barts австралиец собрал акушерский анамнез.
Нормальная беременность, нормальные роды… Кормление грудью до 20 месяцев… Диарея началась в 18 месяцев… Введение вакцины MMR в 15 месяцев… с тех пор состояние ухудшилось.
Его отчет, конечно, был более длинным и подробным. Затем, осмотрев мальчика, Уокер-Смит добавил в свои записи повторяющуюся строку из трех букв.
Живот – Н… Анус – Н… Рот – Н.
Это означало «Норма, патологии не обнаружено». Его заключение гласило: «Нет доказательств болезни Крона».
«Ребенка направил ко мне Энди Уэйкфилд из Royal Free, так как мама решила, что болезнь ребенка, которая действительно началась после MMR, – это кишечные проявления кори», – написал Уокер-Смит в своем письме другому доктору. И добавил, что, с его точки зрения, у ребенка развилась множественная пищевая аллергия или синдром раздраженного кишечника: «При осмотре нет абсолютно ничего, что могло бы предположить диагноз болезни Крона». Хорошие новости для Ребенка номер Два. Плохая новость для Уэйкфилда. Но он только начал. Большинство врачей рады, если не находят болезнь. Но только не этот. Он не мог просто отпустить ситуацию. «Эта женщина была умной и категоричной, и ее история имела смысл, она не была противницей вакцин. Она ведь отвела своего ребенка на прививку. Но ему явно навредили. И этот случай стал для меня сигнальным», – сказал он о ее телефонном звонке много лет спустя.
4. Пилотное исследование
Джон Уокер-Смит не хотел переезжать в Royal Free, но понимал, что у него не остается выбора. В рамках оптимизации медицинских школ Лондона, которая подразумевала слияние некоторых из них, его отдел в Barts оказался под угрозой закрытия. Итак, после нескольких лет уговоров австралиец собрал свою команду и отправился на север, в Хэмпстед.
По его мнению, в мире существовала только одна больница, где можно было бы практиковать. Barts. Это должен был быть тот самый Barts, основанный монахами в 1123 году, тот Barts, который в Сиднее еще во времена его детства врачи, включая его родителей, называли «прародителем госпиталей Империи». Если бы в 1972 году Уокер-Смит не нашел бы там работу, он бы остался в Уэстмиде, Новый Южный Уэльс, в детской больнице Royal Alexandra. «Существует своего рода “апостольская преемственность” от древнегреческой медицины на Косе к Isola Tiberina (другой остров) в Риме, и, наконец, к Barts в Лондоне», – объяснял он.
Некоторые считали его снобом, в большей степени англичанином, чем сами англичане. Как говорится, «Plus Anglais que les Anglais». Другие считали, что эта его демонстрация культурного превосходства, на самом деле маскировала личную незащищенность. К примеру, он утверждал, что для Великобритании неприемлемым и неправильным шагом было бросить свою колонию, Австралию, всучив ей независимость.
Уокер-Смит обошелся недешево. Чтобы уговорить его переехать в Хэмпстед, пришлось действительно расстелить красную дорожку. В шестиэтажном корпусе больницы для его приема были выделены кабинеты и целая лаборатория. Для пациентов Уокер-Смита была отремонтирована личная палата – Малкольм Уорд. А чтобы возглавить новое пафосное университетское отделение детской гастроэнтерологии, его статус был повышен до профессора.
В консервативном темном костюме, как всегда скрупулезно вежливый, он вступил в должность в сентябре 1995 года, изо всех сил пытаясь скрыть уязвимость своего характера. Его назначение было «событием международного значения», – радостно сообщил Уокер-Смит в своей автобиографии Enduring Memories. «Я должен был стать профессором и занять свое место в заседаниях кафедры вместе с другими профессорами медицины и хирургии».
В кабинете на втором этаже рядом с музеем патологии его встретили не менее тепло. Телефонный звонок Мисс номер Два, цитируя Уэйкфилда, «открыл плотину», поскольку она рассказала семьям из группы JABS о докторе, который умел слушать.
Уэйкфилд хотел, чтобы Уокер-Смит и его команда педиатров обследовали этих детей. Это была беспрецедентная возможность узнать о воздействии вируса кори на кишечник. Согласно общепринятому мнению, этот возбудитель выводится из организма в течение нескольких недель после вакцины, но может ли он остаться и вызывать болезнь Крона? И еще более смелая идея: связано ли это как-то с аутизмом? Предположения Мисс номер Два были такими интригующими. Уокер-Смит ухватился за шанс их проверить. Исследования были его давней страстью. В Barts его отделение имело единственную в Британии лабораторию, специализирующуюся на детской гастроэнтерологии, и ему хотелось сохранить свои позиции. Более того, его сотрудником стал бесспорный фаворит журнала The Lancet, в котором только что назначили нового главного редактора, Ричарда Хортона. Он работал в Хэмпстеде в 1980-х, в кабинете недалеко от обители Уэйкфилда.
Уокер-Смит решился на переезд еще по одной причине: он восхищался Уэйкфилдом. Он в буквальном смысле смотрел на него снизу вверх. Сам Уокер-Смит был невысокого роста, примерно на треть ниже среднего мужчины. Их коллеги вспоминали, что он чествовал Уэйкфилда как «настоящего принца». Когда австралиец заканчивал свою автобиографию (за несколько недель до моего появления в его жизни), он был под столь сильным влиянием врача без пациентов, что описывал его чуть ли не как английскую принцессу Диану.
