Такси прибыло в знаменитую лабораторию Chester Beatty: подразделение Института по исследованию рака, который, в партнерстве с соседней больницей Marsden, вошел в четверку лучших подобных центров в мире. Созданный жителем Нью-Йорка, «королем меди», он был расположен в узком кирпичном здании на Фулхэм-роуд в Челси. В этом месте, авторитетном научном центре, решались самые трудные биологические головоломки.
Пальцы Мистера номер Одиннадцать сжимали пластиковую пробирку. Он вцепился в нее, будто от этого зависела вся его жизнь. Пока такси ехало из центра Лондона через Паддингтон, Гайд-парк и Южный Кенсингтон, он чувствовал, как в ней на каждом повороте что-то плещется.
Тем временем, в Хэмпстеде его сын, Ребенок номер Одиннадцать, вернулся в Малкольм Уорд после илеоколоноскопии
[2]. Ему было пять лет, и врачи считали, что у него были признаки аутизма. Но, как и многим детям с симптомами нарушения развития, поставить точный диагноз никто не решался. В отличие от Ребенка номер Два или номер Четыре, этот парень был умен. И когда я с ним встретился, он показался просто слегка застенчивым и неуклюжим, но никак не аутистичным подростком.
– Мой сын может быть довольно грубым, – сказал мне его отец, когда мы встретились в ресторане к югу от Лос-Анджелеса. На тот момент Ребенку номер Одиннадцать исполнилось 16 лет. – Он читает технические журналы и отправляет электронные письма профессору, где спорит с ним в снисходительном тоне. И обычно сын оказывается прав.
По неизвестным причинам (его отец подозревал вакцину) раннее детство мальчика было более тревожным. К двум годам он так и не начал говорить, страдал от проблем с пищеварением и иммунитетом, у него были задержки в когнитивном развитии, и в его поведении усматривалась навязчивость и повторяющиеся действия.
– Все было не так, – говорит мне Мистер номер Одиннадцать, а потом сам себя поправляет, – ну не все, а пятая часть.
Как ни странно, именно отец занялся поисками причины отклонений и средств правовой защиты. Мистер номер Одиннадцать полагал, что может быть «200 различных типов аутизма», обвиняя вакцины, тяжелые металлы, пестициды, фторирование и вирусы. Поездка в Лондон была лишь одной из бесчисленных попыток установить диагноз и настроить своего сына, подобно привычным ему техническим инструментам.
Как только отец узнал об «окислительном стрессе», он прочитал бесчисленное количество книг и статей о его причинах и лечении, а также потратил огромные суммы на анализы крови и добавки, такие как B12, фолиевая кислота и глутатион.
– Могу сказать вам одно: мозг моего сына выздоравливает, – говорит он. – У меня есть специальные тесты, которые помогают определить нарушения регуляции или недостаточность определенных веществ.
Мистер номер Одиннадцать еще ничего не знал о статье в Lancet, которая будет опубликована через 12 месяцев после его путешествия по Лондону. Он просто услышал от иммунолога из Южной Каролины, эксцентричного, курящего трубку мужчины по имени Хью Фаденберг, что Royal Free проводит анализ вреда вакцины. «Мы были бы очень признательны за возможность привезти нашего ребенка в Лондон как можно скорее, чтобы пройти обследование в вашем учреждении, – написал мистер номер Одиннадцать Уэйкфилду, когда его исследование подходило к концу. – Мы убеждены, что его состояние можно вылечить, если идентифицировать вирус и степень распространения инфекции».
Шесть недель спустя он уже ехал в такси, сжимая в руках пробирку, внутри которой лежал залитый консервантом-формалином кусочек ткани кишечника его сына.
– Мы с женой ждали конца исследования, – вспоминает Мистер номер Одиннадцать. – Биопстат разрезали пополам и один из кусочков положили в пробирку. Я выбежал из больницы, запрыгнул в ожидавшее такси. Я доехал до лаборатории за полчаса.
Он объяснил, что эта идея принадлежала иммунологу. Шестидесятидевятилетний Фаденберг порекомендовал заручиться вторым мнением. Несмотря на всю уверенность Уэйкфилда в том, что вирус кори вызывает воспалительные заболевания кишечника, поиск литературы в базе данных PubMed Национальной медицинской библиотеки США закончился менее однозначными результатами. Да, Уэйкфилд оптимистично представил свои результаты Совету по юридической помощи, но исследователи, которые пытались их воспроизвести, терпели неудачу за неудачей. Сразу после публикации в J Med Virol, за четыре года до описанных событий, то есть с апреля 1993 года, началась гонка за воспроизведение результатов Royal Free. Святой Грааль гастроэнтерологии – причина болезни Крона – не могла быть оставлена на усмотрение одного учреждения.
Первой о своих результатах заявила японская группа во главе с Масахиро Иидзука из Университета Акита, в тысяче километров к северу от Токио. В письме The Lancet в январе 1995 года (за три месяца до выхода той самой статьи Уэйкфилда с вопросительным знаком) они сообщили, что исследовали ткани 15 пациентов с болезнью Крона, используя другой метод, не такой, как в Хэмпстеде. Развернув технологию полимеразной цепной реакции (знаменитая «ПЦР» – генетическая дактилоскопия, позволяющая определить насильников и серийных убийц, если они лизнули почтовую марку много лет назад), они начали охоту за последовательностью четырех из шести генов, кодирующих ядро и капсид вируса кори. Исследователи сообщили журналу: «Мы ничего не нашли».
Затем настал черед американцев из Университета Коннектикута. В том же месяце, когда Мисс номер Два позвонила Уэйкфилду, журнал Gastroenterology напечатал девятистраничное исследование Ин Лю и соавторов, в рамках которого была сделана попытка воспроизвести метод Уэйкфилда. В тканях 16 пациентов они искали белки вируса кори с помощью иммуногистохимии (один из трех методов, описанных в J Med Virol, Уэйкфилд сообщил о тринадцати из пятнадцати положительных проб).
Иммуногистохимия – это микроскопический, а не молекулярный метод исследования. Специально созданные антитела должны связывать в исследуемой ткани целевой белок, и хромоген, обычно коричневый, сигнализирует о наличии таких связей в гистологическом препарате. Команда Лю получила антитела в лаборатории Royal Free. Но, если Уэйкфилд сообщил об успехе, команда из Коннектикута потерпела неудачу и сделала вывод, что антитело, по-видимому, сработало с нормальными белками, обычными компонентами клеток. «Следовательно, наши результаты не подтверждают данные Уэйкфилда и соавторов относительно вируса кори», – писали они. Фаденберг мог легко получить доступ к этим материалам. Согласно иммунологам из Коннектикута, результаты Royal Free могли стать следствием перекрестной реакции: когда антитело воспринимает нормальный белок как антиген. Это не уникальная ситуация, перекрестные реакции иногда случаются.
Но Уэйкфилд, как всегда, оставался непоколебим. Он отмахивался от результатов работы критиков, называл статью «ошибочной» и «необдуманной» и даже предположил, что ученые искали вирус не в том месте. Еще одна его теория заключалась в том, что вирус кори присутствовал в тканях в таких ничтожных количествах, что методы его критиков – в отличие от его собственных – не могли этот вирус обнаружить. Уэйкфилд настаивал, что он видел микроб под микроскопом. Персистенция вируса кори была «стойкой» и «подтвержденной». Проблемы в лабораториях.
