Защищать большую идею было не так просто. Персистенция вируса кори была ее неотъемлемой частью. Итак, после того, как возникли сомнения по поводу дублинской лаборатории, Барр заказал еще одно тестирование. Для проверки тестов О’Лири в Barts и London Hospital (куда было перенесено рабочее место Джона Уокера-Смита) была найдена команда с многолетним опытом выполнения ПЦР. Их аппарат был таким же, как и у ирландца: ABI Prism 7700. «Праймеры» (короткие цепочки нуклеотидов для поиска и фиксации генных последовательностей и последующей их амплификации) тоже были аналогичными. Их «зонд» (другая последовательность, предназначенная для связывания с мишенью и подачи флуоресцентный сигнал при обнаружении вируса) подходил идеально. Все было рассчитано на то, что они подтвердят выводы ирландского патоморфолога.
Работа в Лондоне принесла лишь еще одну загадку: английская лаборатория не смогла найти вирус. Они определили патоген в положительном контроле и в нескольких образцах, предварительно обработанных в Дублине. Но когда материал для анализов поступал прямо из Уорвика – и не пересекал неспокойное Ирландское море – они ничего не находили. Ничегошеньки. Пусто.
«Отсутствие положительных результатов по РНК, выделенной в нашей лаборатории, приводит нас к выводу, что в этих образцах нет вируса кори, по крайней мере, в количестве, обнаруживаемом в наших условиях», – писал руководитель лаборатории и профессор гематологии Финбарр Коттер в отчете, поданном от имени клиентов Барра.
Затем произошел обмен отчетами обвинявших и обвиняемых (28 от команды Барра, 32 от фармацевтических компаний). Обе стороны теперь видели все данные. Эксперты фармацевтических компаний – лидеры в своих областях – критиковали каждый аспект предполагаемой связи MMR и аутизма. Но главный «защитник детей» также наткнулся на препятствие.
Отчет Уэйкфилда состоял из двух плотных томов общим объемом 198 страниц. По моим подсчетам, слово «соответствие» появилось 59 раз, и было пять шаблонных утверждений о причине патологии: «Я считаю, что, исходя из баланса вероятностей», у Ребенка номер Два и еще в четырех из восьми тестов «заболевание было вызвано или, по крайней мере, опосредовано вакциной MMR».
Это был его вывод. Иначе и быть не могло. Но в параграфе 1.1 тома 1 своего эпического анализа он сделал необычное признание: «Я не буду полагаться на данные Кавасимы и соавторов. По словам самого доктора Кавасимы, данные недоступны для дальнейшего изучения».
Этот японский педиатр заявил об обнаружении последовательности генов, «соответствующих» штамму из вакцины против кори: той самой «бомбы». Но Ник Чедвик, «координатор молекулярных исследований» Уэйкфилда, предупредил его о проблеме. Кавасима сообщил о последовательностях в крови аутичных детей, которые точно соответствовали тканям пациентов из Лондона со смертельным заболеванием мозга – подострым склерозирующим панэнцефалитом (ПСПЭ). Их прислали из Хэмпстеда в качестве положительного контроля для оценки ПЦР токийского врача.
Это прекрасно объясняет, почему Чедвик сам не обнаружил корь. Он был уверен, что японцы сообщили о ложноположительных результатах, и позже ясно дал это понять в своем заявлении. «Каждый из положительных контролей с ПСПЭ, которые я использовал, имел довольно специфические изменения последовательности, поэтому было легко определить, когда образец был загрязнен из этого источника, – написал он. – Я рассказал об этом доктору Уэйкфилду, но он, похоже, не обратил на сообщение особого внимания».
Три королевских консула Барра изучили отчеты обеих сторон. Затем, в пятницу 8 августа 2003 года, иск Барра был окончательно отклонен. «Исходя из предположения, что никакие дальнейшие результаты испытаний не будут приняты судьей в качестве доказательства, мы считаем, что заявители не докажут связь вакцины и расстройств аутистического спектра», – заключили они на 218 страницах.
Вот и все. Закон вступил в силу. Юридический совет остановил финансирование. Это решение будет обжаловано в независимой контрольной комиссии, в Верховном (дважды) и в Апелляционном суде, но его никогда не отменят. А в среду, 1 октября 2003 года, совет, переименованный в службу юридической помощи, или LSC, выпустит заявление генерального директора, а одобрение «клинического и научного исследования» Уэйкфилда признается ошибкой, совершенной много лет назад.
Это был первый случай, когда исследование полностью финансировалось юридическим советом. Оглядываясь назад, можно сказать, что для LSC неэффективно и нецелесообразно финансировать исследования. Суды – не самое подходящее место для доказывания новых медицинских истин.
Мисс номер Два, Мисс номер Четыре и сотни других родителей были потрясены, когда об этом стало известно. Возмутители спокойствия обвинили всех в заговоре. Некоторые пообещали продолжить борьбу и отказались подписывать отзыв требований о возмещении ущерба. Но игра была окончена. И почти никто из них не знал почему.
Несомненно, многие родители просто «попытали счастья», присоединились к судебному процессу, о котором они услышали из средств массовой информации, на всякий случай, а вдруг он окупится? История коллективных исков юридического совета в отношении фармацевтических препаратов насчитывает почти 20 лет. Юристы рассчитывали получить компенсацию в размере до 3 миллионов фунтов стерлингов на одного ребенка с аутизмом. Кто бы не присоединился?
Но даже те, кто никогда не обвинял MMR до Уэйкфилда, тем не менее, поддерживали участников процесса с неопределенными перспективами, что тоже необходимо учитывать. Родители детей с аутизмом сталкивались с проблемами «24/7». А что будет с детьми, когда родителей не станет? Многие ждали пяти и более лет, мечтая о помощи, которую, как стало известно, они не получат. Да, они избавились от судебного ада: всех кошмаров, связанных с юридическими тяжбами. Но они пережили особую агонию. Вещи, на которых мы сосредоточены, полностью занимают наш мозг, и многие из тех, кого заставляли искать утешения в обвинении других, стали ожесточенными и подозрительными. Я перебирал порванные конверты, набитые вырезками из прессы, информационными бюллетенями и листовками и понимал, что родители сбиты с толку.
Все остальное, как обычно, вертелось вокруг денег. Больших сумм.
– На протяжении всего процесса поиска доказательств нам говорили, что есть «неопровержимые факты тут, тут и тут», – рассказывает мне долговязый и немного странный тип по имени Колин Штутт, глава юридического совета по политике финансирования. – Нужно сделать еще немного, и тогда все будет в порядке. Причинная связь будет доказана, если вы дадите нам немного больше денег.
Эти деньги в основном шли в карманы небольшой группы юристов, врачей, «экспертов» и их сотрудников. Барр получил 26,2 миллиона фунтов стерлингов (примерно 41 миллион фунтов стерлингов или 51 миллион долларов США, на момент написания этой статьи). А ассигнования Уэйкфилда составили 435 643 фунтов стерлингов (около 677 тысяч фунтов стерлингов, или 846 тысяч долларов США на момент написания статьи) плюс 3 910 фунтов стерлингов на расходы. Это примерно в восемь раз превышало его годовую зарплату в медицинской школе. Он запрашивал намного больше, но получил отказ.
