Барр и Лимб преуспели. Они поселились в Норфолке в доме амбарного стиля с соломенной крышей, построенном в 1593 году, разместившемся на 17 акрах земли. После «впечатляющих результатов» с дочерью Лимба, Бриони, Барр стал членом правления Общества гомеопатов, в то время как его жена открыла магазин гомеопатических средств CEASE, где вела программу по борьбе с аутизмом, разработанную голландцем. Она предлагала обучить лечению проблем развития за три-пять дней тренингов.
«Я начинаю понимать, что, должно быть, чувствовал анонимный скульптор Венеры Милосской, – иронизировал Барр в колонке для юристов, сравнивая судебный процесс, на который он потратил десять лет, с долблением камня и полировкой. – Он годами медленно превращал кусок лучшего мрамора в произведение невообразимой красоты».
Юристы говорят мне, что фармацевтические компании потратили примерно столько же, сколько и сторона Барра: компенсация налогов, стоимость инвесторов (в основном пенсионные фонды) и, возможно, небольшое медицинское исследование. Итак, общая стоимость этой Венеры составила около 52 миллионов фунтов стерлингов, что на момент написания статьи можно было конвертировать примерно в 80 миллионов, или 100 миллионов долларов США.
Слив денег в унитаз? Участники кампании думали, что это не так. Это послание услышали родители во всем мире. В США ожидался поток новых исков, и теперь юристы набирают тысячи семей, поскольку информационные бюллетени Ленни Шефера и заседания комитета Дэна Бертона вызвали панику и по другую сторону Атлантического океана.
Опять же, виноват вирус кори (штамм из MMR). Снова дублинская лаборатория. И снова недоверие и негодование, поскольку сердца, изначально разбитые, были еще и отравлены подозрением.
И все же за всем этим таилась статья о двенадцати детях с 14 днями от прививки до появления симптомов – лимфоидной гиперплазии и неспецифического колита. Об этой статье еще многое предстоит выяснить.
Разоблачение
18. Следствие
Как и многие другие медиапроекты в золотой век чернил и бумаги, мое расследование началось с комплексного обеда. Меня пригласил на трапезу Пол Нуки, бывший воинственный репортер, которого только что повысили до должности редактора одного из разделов Sunday Times, и он искал, чем заполнить издание. Он был человеком увлекающимся, занимался серфингом и скалолазанием. Этот худощавый и жилистый мужчина с резкими манерами был сыном врача (ревматолога) и отцом четырех детей – одной девочки и трех мальчиков.
Мы пообедали на террасе дорогого ресторана рядом с культовым Тауэрским мостом. Справа от меня и слева от Нуки по Темзе плыли баржи и экскурсионные катера, рассекая искрящиеся на солнце волны под крики чаек. Это был вторник, 16 сентября 2003 года, классический безоблачный английский летний день.
39-летний Нуки сначала предложил исследовать томатный кетчуп Heinz. Он был убежден, что его цвет и текстура слишком однородны для натурального продукта. Я не был так уверен. Я думаю, что его посыл был несерьезным. Во всяком случае, я ему был нужен не для этого. Меня считали, вероятно, единственным британским журналистом, который «следит за фармацевтическими компаниями», а, насколько мне известно, Х. Дж. Хайнц не заявлял о лекарственных свойствах своего соуса.
Мои любимые фармацевтические исследования начались в 1986 году. Первым было разоблачение биохимика, фальсифицировавшего исследования безопасности противозачаточных таблеток нового поколения. С ним заключила контракт берлинская компания Schering AG, и я следил за ним от Deakin University в Джилонге, Австралия, конференц-отеля в Чикаго, штат Иллинойс, до арендованной виллы в Марбелье, Испания. Когда биохимик открыл входную дверь, он практически потерял сознание. Я помню, как его жена, семейный врач, нападала меня. «Но где доказательства?» – усмехнулась она. После того как мы опубликовали те самые доказательства, ее муж упился до смерти.
Хорошая история. Моя дебютная страница. Еще нагляднее получилось с человеком, который на момент расследования был уже мертв. Это был Генри Велкам, продавец из Висконсина, согласно последней воле которого и завещанию, подписанному в феврале 1932 года, после него осталась фармацевтическая компания и благотворительная организация со всевозможными финансовыми махинациями. Одним из скелетов в его шкафу, который я вытащил на всеобщее обозрение, был комбинированный антибиотик, вызвавший цунами смертей и ятрогений. Его империя распалась после того, как мы напечатали пять страниц о богатом Wellcome Trust – гигантской благотворительной компании биомедицинских исследований с безупречной международной репутацией.
Продукт Вэлкама назывался «Септрин», или «Септра». Он был идентичен «Бактриму» швейцарского фармацевтического гиганта Hoffmann-La Roche. Два препарата, по одному от каждой компании, были объединены в пропорции, примерно равной соотношению капиталов их производителей. Когда я позвонил исследователю, работавшему над рецептом, он бросил трубку. Так я и знал. После публикации я получил сотни бумажных и электронных писем, правительство ограничило использование продукта в Великобритании, а в мою память навсегда врежется, как одна из матерей описала звук аппарата жизнеобеспечения, когда умирала ее 18-летняя дочь.
Нуки нравились такие вещи. Это была особенность The Sunday Times: работать на стыке общественных и человеческих интересов. За много лет до этого газета прославилась кампанией тогдашнего редактора, легендарного Гарольда Эванса, расследовавшего печально известное лекарство от тошноты – «Талидомид». Препарат привел к развитию тысячи ужасных врожденных дефектов, и Эванс строчил страницу за страницей в поисках справедливости.
Думаю, я четко последовал курсу, заданному в газете: от восьмистраничной статьи о темной стороне «Виагры» до пяти страниц об «эпидемии медицинского мошенничества», которая началась с подделки подписей пациентов одним неврологом. Но такая журналистика была дорогим удовольствием: репортажи делались не часами, а месяцами, а иногда и годами, в то время как мой компаньон хотел получить результат в течение нескольких недель.
Пока официант приносил десерты, мы обсуждали идею. Я предложил убийство государственного эксперта по оружию. Но, в конце концов, мы добрались до MMR. В Британии доверие родителей упало до минимума. Прививку сделали только 79,9 % детей. В некоторых районах Лондона показатель иммунизации упал до 58,8. Вспышки кори с летальным исходом стали очевидными. Я сказал: «Хорошо, Пол», но без особого восторга и энтузиазма. Если честно, я чувствовал себя разбитым. Сначала я провел расследование по АКДС, вдохновленный победой матери из Ирландии. Это заняло у меня почти год. Позже появился AidsVax, безнадежная вакцина от СПИД, о которой было написано восемь страниц в Sunday Times Magazine, и обсуждение шло еще долгое время. Я обнаружил, что у сотрудника Центра по контролю и профилактике заболеваний США, который поддерживал VaxGen и вел переговоры о грантах, была секретная сделка по доходам от ее реализации.
Я чувствовал, что сделал достаточно. И такая работа лишала меня личной жизни, ведь нужно было справиться со всеми терминами и понятиями. Вакцины всегда были междисциплинарной темой, они выходят за рамки тривиальной экспертной темы. Проще выучить китайский. Вникать в медицинские исследования – это как читать Шекспира. Остается надеяться, что эти сложные слова будут иметь смысл в своем контексте. Но когда я изучал дело об АКДС, пообещал себе не пропускать ни одного термина. Я был полон решимости понять, что они имели в виду.
