– Не существует такой вещи, как регрессивный синдром Аспергера, – сказал мне Эрик Фомбонн, заведующий кафедрой психиатрии в McGill University Монреаля, Канада. – Наличие регрессии почти наверняка исключит синдром Аспергера.
Я продолжил читать отчет о Ребенке номер Шесть, и после «истории инфекций и прививок» на странице 5 были описаны «Побочные реакции». Здесь отчет снова показал противоречие, причем не только со статьей, но и с рассказом матери.
Мисс номер Шесть много раз, с незабываемым колоритом и последовательностью, рассказывала о своем ребенке. «Через несколько часов после вакцинации MMR сын начал громко кричать, и у него поднялась температура, – сказала она, например, судье после провала коллективного иска Ричарда Барра. – Я заметила одну вещь: он был похож на дикое животное. Это единственный способ описать его. После вакцины он кричал в момент прикосновений, плакал днем и ночью». То же самое она рассказала в парламенте: «пронзительный крик» и «регрессивный аутизм». А позже, в интернет-радиошоу, она более подробно поведала о состоянии своего сына в возрасте 14 месяцев. «Я свозила его во второй половине дня на прививку и через пару часов доставила домой. Там он начал ужасно, пронзительно кричать, – сказала она. – Это похоже на кошачий крик. И я до сих пор его слышу. Я просыпаюсь, слыша его во сне».
Однако, как ни странно, этого не было указано на странице 5 отчета. Через неделю после прививки у Ребенка номер Шесть в отчете указаны «лихорадка» и «постоянная сыпь с красными пятнами». Согласно документу, это длилось две недели, и (без указания времени или конкретных деталей) «поведение стало агрессивным».
Она не могла забыть крик, преследовавший ее во снах. И такая реакция на вакцину была отмечена в инструкции («пронзительный крик») как редкий побочный эффект. Команда из Калифорнии и Мэриленда даже собрала цифры для престижного журнала Pediatrics. Из 16 тысяч привитых 488 детей продолжали плакать в течение следующих 48 часов, а у 17 детей наблюдался «высокий, необычный плач… описываемый родителями как пронзительный крик».
Это соответствовало истории матери. Идеальная картина. Единственная загвоздка с заключалась в следующем: инструкция и педиатрическая статья сообщали не о MMR, а о совершенно другой вакцине. Крик был известной реакцией на прививку против дифтерии, столбняка и коклюша. Об этом заявили в суде над Лавдей. Это даже описали СМИ. Цитата из Еру Times в октябре 1987 года: «После третьей прививки ребенок непрерывно кричал в течение двух дней. Это был не обычный плач, а пронзительный крик».
«Высокий крик патогномоничен для АКДС, – подтверждает Дэвид Солсбери, бывший государственный служащий и педиатр, которому Уэйкфилд позвонил после отзыва прививок. – Любой, кто рассказывает, что это произошло в течение 48 часов после MMR, на мой взгляд, либо придумал это, либо где-то прочитал. Это классическая реакция на АКДС».
Я тоже помню «пронзительный крик», как и «четырнадцать дней». Они были ключевыми и незабываемыми моментами в деле, возбужденном против АКДС. Но так же, как временной критерий – две недели – переместился в исследование Уэйкфилда из статьи Уилсона, так и характерный крик, казалось, проник в рассказ Мисс номер Шесть.
Несущественная ошибка, если вы не связаны с медициной. Возможно, вы не знаете, чем отличаются вакцины. В то время прививка от коклюша была довольно грязным продуктом: крупная цельноклеточная бактерия, убитая формалином. Реакция развивалась в течение нескольких часов. Но вакцина против кори (как и против паротита, и краснухи) была «ослабленной», и компонентам требовалось несколько дней, чтобы активироваться в ткани реципиента.
В статье Lancet пронзительный крик не указан. Тем не менее (что странно, как и вся эта история) в отчете Ребенка номер Шесть этот симптом есть. Но не в побочных реакциях на MMR. По словам матери, до того, как она услышала об Уэйкфилде, этот инцидент якобы произошел за 10 месяцев до прививки, когда мальчику было всего четыре месяца.
«После третьей вакцинации АКДС [Ребенок номер Шесть] по словам [его матери] слишком много плакал и издал пронзительный крик через пять минут после вакцинации. Это продолжалось 12 часов».
Итак, из отчета следует, что это была АКДС.
Уэйкфилд убрал первоначальный диагноз, мать изменила вакцину.
В папке было спрятано еще много загадок. Я поделился своими впечатлениями и с руководителями Channel 4, которые планировали привлечь Уэйкфилда к ответственности. Мы согласились, что нам нужны полные неотредактированные записи о двенадцати детях, и подали заявление судье.
Мисс номер Шесть обратилась в суд, чтобы остановить нас. Но судья Иди отклонил ее попытку. «Я не хочу, чтобы родители решали, у кого и в каком виде находятся документы, – сказал он в ноябре того же года в 13-м суде. – Мне кажется очевидным, что эти медицинские записи имеют ключевое значение».
Итак, 2 января 2007 года я вернулся в Wiggin’s и под наблюдением юриста прочел содержимое двух огромных ящиков с клиническими документами. В тот день я пришел к выводу, что Уэйкфилду конец. Но я не могу рассказать в подробностях, что увидел. В отличие от плохо отредактированных отчетов, которые были распечатаны в США, когда он снова безуспешно подал на меня в суд в Техасе, просто чтобы сообщить людям, что он судится, эти документы должны оставаться медицинской тайной. Я тогда не знал, чем все закончится. Но, направляясь в тот вечер домой, почувствовал, как гора упала с плеч. Я не только узнал много секретов об этой статье, но и пустил в The Sunday Times новость, раскрывающую огромные суммы денег в сделке Уэйкфилда с Барром.
«Врач MMR получал тысячи фунтов юридической помощи».
Статья с картинками заполнила большую часть страницы 12.
Но едва я добрался до шестичасовых новостей, как зазвонил стационарный телефон. Это была Де Сильва. Пока я сидел в офисе с медицинскими записями, юристы Уэйкфилда подали уведомление о прекращении работы, отказавшись от его утверждений, что мои статьи его опорочили, и согласились оплатить наши расходы.
23. Улица Сезам
Маленькая девочка ждет свое любимое видео. Она не может отвести глаз от экрана. Она точно знает, что сейчас включится музыка и на экране появится Коржик, Большая Птица и другие ее любимые герои. Наверняка появятся, ведь так было всегда. Черноволосая девочка с латинскими корнями, одетая в розовое и белое, нервно раскачивается на высоком стуле. Ее зовут Мишель Седильо.
Ее мать Тереза наблюдает за этим в объектив, снимая все на камеру. И вот спустя 12 лет я могу наблюдать за этой девочкой из другого места – за четыре тысячи километров к востоку. Я сижу в кабинете 201, среди темно-вишневого классического великолепия, в здании национального суда имени Howard T. Markey. Здание находится внутри зеленой зоны Белого дома. Сегодня проходит заседание «суда по вакцинам», для чего собралось целое отделение Федерального суда США по жалобам. Вокруг меня в этой холодной комнате сидят юристы, родители, эксперты и публика. Все мы обращены лицом к высокой трибуне, с которой три судьи, или «специальные мастера», смотрят на мониторы.
