– Дождусь, пока Тассет даст официальный ответ, согласен ли он на наши условия. Уверен, он будет отрицательным, и тогда уже мы начнем действовать. Собственно, за этим я и здесь.
– Да? А я думал, выпить чаю.
– Стефан! – Щеки Ариэтт вспыхнули.
– Что? Твой супруг и так знал, чем обернется посольство. Я бы больше удивился, если бы тассетцы согласились на ваши предложения. Менять местные устои никто не станет.
– Значит, это сделает Эвассон, – хмуро ответил Эжен. – Что ты сам решил? Нам можно рассчитывать на твою помощь?
Сложный ответ, над которым я думал все эти дни.
– Нет.
Эжен на миг удивленно замер, но быстро взял себя в руки. Видимо, он искренне рассчитывал на мое согласие, однако примирился с его отсутствием.
– Стефан, но почему? – Ари была куда менее сдержанна.
– Не вижу смысла, – ответил я. – Вы проиграете, как ни крути. И уедете обратно в Эвассон, а я останусь. С чем? Ни с чем. Так что нет, Ари. Я не буду вам помогать. Но и мешать не стану, даю слово. Возможно, это я ошибаюсь, а вы правы, и у вас получится положить Тассет на лопатки. В таком случае я буду первым, кто снимет перед Эвассоном шляпу.
– Что ж, спасибо и на этом, – сказал Эжен. – Я понимаю твое решение, Стефан. Хоть оно меня и не радует.
– Двери моего дома открыты для вас. Если возникнут проблемы, обращайтесь. Но сам я не стану рубить сук, на котором сижу. Да, Тассет прогнил, но здесь по-прежнему мой дом. И если он отправится в бездну, то и я с ним.
– Ты не прав, – вздохнула Ариэтт.
– Здесь речь не о том, кто прав, сестренка, а о том, кто в итоге останется в живых. Моя жизнь, конечно, не самая лучшая, но она мне дорога. Такая, как есть. Не будем этого менять.
– Стеф! Но ты же сам понимаешь…
Я внимательно посмотрел на сестру, и она замолчала. Затем решительно поднялась на ноги.
– Пойду, проведаю отца, – сказала мне. – Раз уж заглянула.
И направилась к лестнице. Считает, что без лишних ушей Эжен сможет меня убедить? Глупо. Вот только Эжен и не пытался. Он думал о чем-то своем, а мне оставалось догадываться, о чем именно. Впрочем, долго ждать не пришлось. Наверху послышался грохот, и Ариэтт быстро спустилась по лестнице.
– Скажи, что наш папаша скончался от счастья, увидев тебя, сделай милость! – попросил я, но Ари только недовольно поморщилась.
– Он еще нас переживет, – ответила сестра. – Что ж, я попыталась с ним поговорить, как дочь с отцом. Не вышло – и Форро с ним. Мы пойдем, Стеф. До встречи.
Мы попрощались с Эженом, и супруги Айлер покинули мой дом. А на пороге гостиной уже возникла сиделка.
– Не желаю с ним разговаривать! – рявкнул я на девушку, но она продолжала стоять на пороге. – Что не понятно?
Сиделка ушла, а я снова сел в кресло и откинул голову на спинку. Может, и стоило помочь Айлеру, только какой в этом толк? Будет жить Тассет или пойдет ко дну – для меня ничего не изменится.
Наверху снова послышался шум. Понятно, отец никак не уймется. Придется идти, успокаивать разбушевавшегося родителя. Я поднялся по ступенькам и толкнул дверь комнаты. Сиделка пыталась уложить отца в постель, а тот рвался куда-то, будто мог встать. Его лицо побагровело, глаза покраснели. Да уж, точно любящий отец, который давно не видел дочь.
– Ты! – воскликнул Клод эо Тайрен, заметив меня. – Явился-таки? Чтобы этой эвассонской шлюхи больше духу здесь не было!
– Выбирай выражения, – тихо сказал я, делая знак, чтобы сиделка нас покинула. – Ариэтт – моя сестра.
– Что-то я начинаю в этом сомневаться! Не могла моя дочь выйти замуж за ай-тере.
– Почему это? Ее супруг – хороший человек. Ари его любит. Что еще тебе надо?
– Ты с ними заодно!
– А тебя это удивляет?
Я взъерошил волосы. Надоело. Как же мне все надоело!
– Ты меня слышал, Стефан, – продолжал бушевать отец. – Я запрещаю пускать Ариэтт в этот дом! Она сама решила уйти, нечего ей здесь делать.
– Конечно, решила. Ты ведь выбрал для нее достойнейшего супруга. А она не оценила твоего рвения. И еще – это теперь мой дом. Я буду пускать сюда кого захочу и когда захочу. И тебя спрашивать не собираюсь.
– Ты весь в мать!
Я на миг замер. Лев где-то на задворках сознания поднял голову, готовясь прийти по первому зову и разорвать на части этого мелкого человечишку, но я приказал ему угомониться. Только подошел ближе и сел в кресло. Теперь отец мог бы до меня дотянуться, если бы захотел.
– Весь в мать? – повторил я тихо. – В которую? В Фиону? Она ведь воспитывала меня всю жизнь, и я ни разу не усомнился, что она моя мама. Или в ту, что меня родила? Как ее звали?
– Юлиана, – то ли сказал, то ли выплюнул отец. – Ее звали Юлиана. И да, я не думал, что дурное семя никогда не дает добрых всходов.
– Не смей так о ней говорить!
– Ты ее даже не знал, – усмехнулся отец.
– Потому что ты ее убил, – прошипел я.
– И сделал бы это еще раз. Каждый выбирает то, что для него важнее, Стефан. И если ты хочешь получить власть, должен отказаться от всего, что тебе дорого.
– А мне твоими стараниями ничего не дорого, отец, – тихо ответил я. – И никто.
– И это прекрасно, – заявил Клод эо Тайрен.
– Да чтоб ты провалился! – Я ударил кулаком по спинке кровати, и та отчаянно заскрипела. – Как? Как можно лишить жизни того, кого любишь?
– С трудом, – равнодушно ответил отец. – Я не хотел ее любить, это лишало меня сил. Наши пути никогда не должны были пересекаться.
– Ты чудовище. Ты просто чудовище, – сказал я и поднялся на ноги. – Я даже не знаю, где ее могила.
– Зато знаю я. Этого достаточно. Ступай, и надеюсь, что ты меня услышал.
– А я надеюсь, что ты скоро издохнешь.
– Не дождешься.
Я вылетел из комнаты. В голове стучали молоточки, будто кто-то равномерно отбивал ритм по вискам. Тук-тук-тук. И от этого ритма можно было сойти с ума. Лев рвался из груди. Хотелось обратиться, забыться, нестись куда-то, чувствуя только ветер в гриве, но я не мог. Не мог…
За окнами начался дождь. Я несколько минут метался по гостиной прежде, чем вышел из дома, не захватив даже плащ. Рубашка сразу стала мокрой, но когда меня это останавливало? Зато вечно светлый мир Тассета опустел. Редкие автомобили мчались по улицам. Прохожие же бежали от непогоды. Они забились в дома, в кафе и ждали, когда закончится дождь. Грянул гром. Капли стали больше, небеса задрожали. Я поднял голову, подставляя лицо холодным струям. Так-то лучше.
Шел вперед бездумно, без каких-либо мыслей. Пустота звенела внутри. Боли давно уже не было. Много лет. Она осталась в прошлом, но иногда я предпочел бы испытывать боль в такие моменты, как сейчас. Что угодно вместо немого безразличия, такого полного и беспросветного, что порой становилось страшно.
