Ухмылка Кэла становится только шире. На мгновение он становится вторым солнцем, согревающим меня своим теплом. Это одновременно разбивает и преображает мое сердце.
– Если нам мешает только география, я считаю вопрос решенным.
Я выдыхаю и позволяю себе немного расслабиться. Неужели все действительно так просто?
Я наклоняю голову, прижимаясь щекой к его руке.
– Ты прощаешь меня?
Его глаза темнеют, а улыбка, кажется, исчезает.
– А ты простила себя?
Он снова оглядывает меня, ища ответа. Готова к тому, что я солгу.
Мне требуется вся моя сила, чтобы не сделать этого.
– Нет, – шепчу я, ожидая, что он отступит. Чтобы отвернуться. – И не знаю, смогу ли.
У него есть свои собственные демоны, их столько же, сколько и у меня. Я не буду его винить, если он не захочет взвалить на свои плечи и мое бремя тоже. Но он только крепче сжимает мою руку, пока я не перестаю понимать, где кончаются мои пальцы и начинаются его.
– Все в порядке, – просто говорит он, как будто это так очевидно. – У нас есть время.
Я моргаю, когда чувствую, что падаю со скалы, равновесие наконец-то нарушено.
– У нас есть время, – эхом отзываюсь я.
Мое сердце бьется ровно и размеренно. Электричество в стенах, в свете фонарей гулом отзывается на мой зов. А потом я просто выключаю его, погрузив таверну и улицу в объятия тьмы. Это так же легко, как дышать. Голоса вокруг нас встревоженно повышаются, но я игнорирую их, вместо этого сосредоточившись на Кэле. Теперь нас никто не видит.
Его губы медленно и настойчиво встречаются с моими. Он всегда позволяет мне задавать темп, всегда дает мне шанс отступить. У меня нет намерения замедляться или останавливаться. Звуки таверны затихают, я закрываю глаза, и кажется, что в этом мире существует только он и его прикосновения. И потрескивание жаждущего свободы электричества под моей кожей.
Если бы я могла, я бы проживала этот момент вечно.
Когда вокруг меня снова начинает гудеть жизнь, я отстраняюсь.
Он медлит, явно не хочет меня отпускать, а затем ухмыляется и тянется за деньгами. Но я уже оставила их на столешне: у меня руки быстрее, чем когда-либо будут у него. Мы улыбаемся друг другу. Хотела бы я, чтобы у меня все еще оставалась монета, которую он дал мне в ту ночь, когда я стояла в тени и ждала, когда кто-нибудь увидит меня такой, какая я есть.
Я беру его за руку и веду обратно вверх по склону горы. В его комнату, в мою, в лес. К огню или молнии. Это не имеет значения.
Мне почти девятнадцать. И у меня есть время.
Время, чтобы выбирать, чтобы восстанавливаться.
Чтобы жить.
Глава 6
Кэл
День гала-концерта мне хочется целиком провести в постели. Он действительно похож на хищника, притаившегося в ожидании нападения в конце недели. За свою жизнь я повидал более чем достаточно балов, вечеринок и пышных торжеств. Я знаю, что будет, и знаю, насколько скучной, утомительной и в остальном тошнотворной будет эта ночь. После дней, наполненных собраниями и дискуссиями, светская беседа с делегатами будет солью в открытой, сочащейся ране.
По крайней мере, так считаю не я один. Мэре это не нравится так же сильно, как и мне, но когда я предложил ей притвориться, что оба мы заболели, она подпалила мне волосы. Мы проводим достаточно времени вместе. Люди бы в это поверили.
Но она права. Мы обязаны сделать из этого события шоу – для альянса, наших делегаций и для самих себя. В конце концов, это просто вечеринка, и, может быть, мы сможем немного повеселиться. Не говоря уже о том, что кухня Кармадона работала всю неделю. По крайней мере, сегодня вечером я пойду спать очень сытым. Кроме того, я бы предпочел не рисковать и не навлекать на себя гнев Нанабель – или разочаровывать Джулиана. Оба слишком много работали на этой неделе, особенно Нанабель. После первого собрания она успокоилась и делала все возможное, чтобы преодолеть пропасть между Серебряными Норты и остальной частью альянса. Без ее работы, да и работы Радиса тоже, в стране могло бы начаться еще одно восстание, с большим количеством дворян, готовых присоединиться к Отделению. Вместо этого у нас есть союзники.
Сегодня вечером она намерена наслаждаться своими маленькими победами и надела старые драгоценности, которые носила, еще будучи королевой. Пока мы ждем Джулиана и Сару, она разглядывает себя в зеркалах, висящих у нас в гостиной, поворачиваясь то одним боком, то другим, чтобы драгоценные камни огненного цвета блестели на свету. Ее длинное, струящееся оранжевое платье, кажется, танцует, когда она крутится перед зеркалом. Анабель не дура. Она не стала надевать корону, даже если все еще одевается как королева.
– Джулиан сказал мне, что после его свадьбы ты задержишься здесь на несколько дней, – говорит она своему отражению, хотя эти слова предназначены для меня.
Я закончил собираться полчаса назад и, когда она заговорила, почти заснул на диване. При звуке ее голоса я подскакиваю и выпрямляюсь. На мне простой черный костюм, из украшений – переплетенные круги красного, белого и серебряного цветов.
– Да, – отвечаю я, собравшись с духом. Ее глаза следят за мной в зеркале. – Может, даже на несколько недель. Затем я приеду в Археон и вернусь к работе.
Я напрягаюсь, готовясь услышать язвительное замечание или резкий отказ. Вместо этого Нанабель просто поправляет волосы, убирая седые пряди за уши. Она тянет с ответом, заставляя меня ждать.
– Хорошо, – наконец говорит она, и я чуть не падаю. – Ты заслужил перерыв.
– Я… полагаю, что да, – удивленно бормочу я. Она знает, у кого я буду жить и почему. И она не питает слишком уж теплых чувств к Мэре Бэрроу. – Спасибо.
– Пожалуйста, – говорит она. Когда бабушка поворачивается ко мне, я вижу на ее лице улыбку. Ее явно забавляет мое удивление. – Может, ты так и не считаешь, но я горжусь тобой, Кэл. Тем, что ты сделал, и тем, что продолжаешь делать. Ты еще так молод и уже столького достиг. – Ее шаги тихие, приглушенные богатыми коврами. Диван опускается, когда она садится рядом со мной и кладет свою покрытую морщинами руку на мою ладонь. – Ты сильный человек, мой дорогой мальчик. Слишком сильный. Ты заслуживаешь немного счастья в жизни. И больше всего на свете – больше короны или страны – я хочу, чтобы ты жил.
Я чувствую, как у меня сжимается горло, и мне приходится отвести от нее взгляд, хотя бы для того, чтобы скрыть острую боль от слез. Она сжимает челюсти, ей так же неловко от эмоций.
– Спасибо, – выдавливаю я, сосредоточившись на пятне на ковре. Как бы сильно я ни хотел услышать от нее эти слова, их нелегко осознать или принять.
Она крепче сжимает мою руку, заставляя меня поднять голову. У нас с ней одни глаза. Пылающая бронза.
– Я жила во время правления четырех королей. Я знаю, что такое величие – и самопожертвование, – когда это вижу, – говорит она. – Твой отец бы гордился тобой. В конце концов.
