«Она должна отречься от престола вместе с Птолемусом. Это самый лучший способ покончить с этим, самый безопасный способ. Возможно, это не спасет нас от дальнейшего кровопролития, но избавит ее от чувства вины. Не знаю, сколько времени она сможет это терпеть».
– Я знаю, почему ты не хочешь возвращаться в Разломы, – бормочу я. Она напрягается, но не убегает. Это хороший знак. – Ты боишься, что там будет твоя мать.
Эванжелина так легко вырывается из моих объятий, что я почти не замечаю, как она уходит.
Дверь за ней захлопывается, и я остаюсь одна.
Глава 3
Эванжелина
Я чувствую, что могу дышать, только когда оказываюсь на другом конце поместья премьер-министра. Можно было бы сказать, что это все потому, что поместье находится на вершине холма, но я уже давно привыкла к разреженному воздуху. Нет, мне сжало грудь от неудобных, идиотских чувств. Не говоря уже о банальном чувстве стыда.
Элейн видела меня плачущей. Но это не значит, что мне нравится плакать у нее на глазах – или еще как-то показывать перед ней свою слабость. Показывать слабость перед кем-либо. Я понимала это, потому что жила при дворе Норты – а это было очень жестокое место. Я хорошо играла в эту игру, скрываясь за своими драгоценностями, доспехами и семьей, такой же страшной, как и любая другая.
Но теперь это не так.
Меня там не было, я не видела, как он умер. Но я слышала достаточно перешептываний, чтобы знать, какой его ждал конец, и мне все равно снятся его последние минуты. Почти каждую ночь я просыпаюсь – и вижу этот образ у себя перед глазами. Вижу, как Воло Самос шагает через поле боя, вижу, как остекленели его глаза, как устремлен вдаль его взгляд. Джулиан Джейкос спел ему песнь и отправил его навстречу смерти.
Интересно, понимал ли он, что происходит? Был ли он заперт в своей собственной голове, понимал ли, что с каждой секундой все ближе его конец?
Каждую ночь я вижу, как тело моего отца разбивается о корабль Озёрных. Вижу его раздробленный череп. Дергающиеся в судороге пальцы. Вижу серебряную кровь, вытекающую из его многочисленных ран. Сломанный позвоночник. Вывернутые ноги. Вывалившиеся на палубу кишки. Иногда он взрывается, превращаясь в пыль и пепел. Я всегда просыпаюсь до того, как до него добираются королевы Озёрного края или его тело накрывает речная волна.
Мы считаем, что Озёрные забрали его труп. Его не было в реке, когда наши собственные нимфы прочесывали воду в поисках выживших. Сенра и Айрис сохранили его тело по причинам, которых я не смогу понять, и умчались в свое далекое королевство. А мой отец гнил рядом с ними.
– Водяная сука, – бормочу я себе под нос, повторяя слова давно умершего короля. Это немного помогает, хоть я и не могу излить свой гнев именно на нее. Айрис Сигнет не убивала моего отца. Я даже сомневаюсь, что смогу винить в его смерти Джулиана. Потому что в ней виноват лишь один человек из ныне живущих.
Я знала, что это произойдет, и ничего не сделала.
Я запускаю пальцы в волосы и с силой тяну себя за голову. Знакомая боль немного проясняет разум, прогоняя другую боль, более глубокую.
Качая головой, я пытаюсь оценить обстановку. Роскошный дом Дэвидсона не такой большой, как Дворец Белого Огня, но поместье более извилистое, и здесь все равно легко заблудиться.
«Хорошо».
Как и в остальных комнатах, в этом отдаленном зале полы сделаны из полированного дерева, стены – темно-зеленые, и то тут, то там встречаются акценты из речного камня. Соседний ряд окон выходит на густой сосновый лес, часового, возвышающегося над Асцендентом. Солнце опускается все ниже с каждой секундой. Я почти чувствую, как тикают часы на стоящем неподалеку от меня маленьком столике. Конечно, Птолемус улетит до захода солнца. Ни один пилот не захочет лететь с гор в темноте.
С тех пор как меня фактически выгнали из сада Кармадона, а теперь и из моих собственных покоев, мне приходится выбирать между двумя совершенно разными формами отвлечения внимания. А именно – кухнями и спортивным залом. Кармадон может быть назойливым, но он великолепный повар, и его кухонный персонал так же талантлив, как и он. К сожалению, на кухне будет полно слуг и, вероятно, и сам Кармадон, наблюдающий за следующим допросом, замаскированным под званый ужин.
При этой мысли я содрогаюсь. Скоро должно состояться какое-то торжество, празднование, хотя война на востоке еще далека от завершения. Не знаю, что можно праздновать, но это, несомненно, будет настоящее представление. Я знаю, что идея принадлежала Дэвидсону. Он пригласит делегации из Штатов Норты, Красные и Серебряные, а также членов своего собственного правительства и представителей Алой гвардии, которых можно освободить от их обязанностей. Некоторые из них уже шатаются по округе, но я держу пари, что он постарается собрать в одной комнате как можно больше членов альянса. Ему действительно нравится ложный образ единого фронта. Красные, Серебристые и новокровки – у которых совпадают цели и убеждения.
«Может, лет через десять», – фыркаю я про себя.
Чтобы мечта Дэвидсона стала реальностью, нам предстоит еще много работы. Основным препятствием является Озёрный край, вместе с Пьемонтом, Прериями – и многими другими. Слишком многими.
Интересно, а буду ли я в этом участвовать? Захочу ли я в этом участвовать?
«Эванжелина, хватит».
Я принимаю решение. Мне нужно в спортзал. Сейчас я просто не в состоянии делать что-то осмысленное, и могу только бить по чему-то большому и тяжелому.
Тренировочные арены Норты были как будто стерильными. Белые стены, стеклянные ограждения, мягкие полосы препятствий. Жесткие и совершенные. Наготове всегда были целители, которые могли разобраться с самыми незначительными травмами. В Ридж-хаусе тренировочная арена была такой же, хотя с нашей, по крайней мере, открывался красивый вид. Я пропадала там часами, доводя свои физические способности и военные навыки до совершенства. К старой рутине вернуться не трудно.
В Монфоре предпочитают тренироваться на природе и свежем воздухе. Вероятно, здесь считают, что если тренироваться в грязи и снегу, можно стать выносливее. Тренировочный комплекс поместья находится рядом с арсеналом, состоящим, в свою очередь, из набора небольших зданий. Они окружают кольцевую трассу, которая сама по себе является импровизированной ареной для спарринга.
Переодевшись в свою легкую экипировку, я начинаю с разминки. Сосны отбрасывают на пустую дорогу длинные тени.
Когда я пришла сюда впервые, закончить пробежку было труднее, чем я ожидала. Высота оказывает влияние на всех, и я добрую неделю при любой возможности глотала воду, пытаясь предотвратить обезвоживание. В конце концов мы приспособились, хотя Элейн на это потребовалось немного больше времени. Она по-прежнему щедро обмазывается увлажняющими кремами и бальзамами для борьбы с сухим воздухом.
Сейчас я почти не чувствую напряжения. Это место делает людей сильнее – во многих отношениях.
